Англо-русское противостояние в Северной войне

Здесь представлена работа в номинации «Доходчиво и интересно о нашем прошлом» конкурса «Наследие предков – молодым» 2019-2020 гг. Автор – Роман Башкиров. Научный руководитель: Коротун С.Н. к.и.н., доцент. Подробнее о конкурсе: https://vk.com/vrn_nasledie. 

В российской историографии дипломатическое противостояние Северной войны находится в тени сражений: от поражения под Нарвой до побед Гангута и Гренгама. Это вполне закономерно, поскольку именно превосходство русского оружия сыграло решающую роль в этой войне и привело Россию к имперскому статусу. Вместе с тем, находящееся в тени русско-шведских баталий англо-русское дипломатическое, а порою и, по сути, военное противостояние в этой войне не менее драматично. А на финальном этапе Северной войны в 1718-1721 гг. английская дипломатия, обеспокоенная усилением Петра I на Балтике, попыталась стать едва ли не ведущим фактором войны и предприняла все возможные усилия для того, чтобы лишить Россию всех ее завоеваний в этом регионе.

Расхожим является утверждение, что Северная война стала возможной именно в силу того, что ведущие страны мира: Англия, Австрийская Империя, Франция, Голландия – вступили в войну за Испанское наследство. Однако, утверждать, что эти государства не обращали на конфликт на севере Европы никакого внимания, неверно. С самого начала войны Англия стремилась поддерживать Швецию, надеясь и на ее поддержку в собственном конфликте. Уже в 1700 г. при поддержке англо-голландского флота, осуществившего бомбардировку Копенгагена, шведы осуществили десант в Данию и вывели последнюю из войны. В октябре 1700 г. английский король Вильгельм III писал Петру, настаивая на прекращении военных действий. Однако, вскоре, осознав, что в войне за испанское наследство шведы склонны воевать на стороне французов, английское правительство пришло к идее максимального затягивания конфликта Карла XII с оставшимися участниками антишведской коалиции: польским королём Августом II и Петром I[1].

Впрочем, после поражения Петра под Нарвой и переноса военных действий шведов на территорию Польши, английские дипломаты все с большей тревогой поглядывали на успехи Карла XII. Дело в том, что к 1705 году датские, саксонские и прусские войска использовались англичанами для войны с Францией, а потому эти страны не могли полноценно участвовать в Северной войне, а с другой стороны Англия не была заинтересована во втягивании Швеции в свой конфликт с Францией.

Пика британское беспокойство достигло в 1706-1707 гг. Для получения войск от немецких княжеств Великий союз гарантировал нейтралитет имперских земель. Но Карл XII, стремясь окончательно разгромить Августа, вторгся на территорию Саксонии, нарушив союзнические гарантии. После подписания Августом II Альтранштадтского мирного договора, лишавшего его польской короны и прекращавшего его участие в Северной войне, казалось, что перед Карлом XII открывались новые возможности. Перспектива его вступления в конфликт за испанскую корону казалась вполне реальной. Петр I уже ожидал слияния двух конфликтов в один, писал, что «цесарский двор в немалом страхе обретался». К тому же и без того непростые отношения Карла с императором стремительно ухудшались по причине разногласий по статусу протестантов в империи. Лишь вмешательство английского герцога Мальборо, лично отправившегося на встречу с Карлом XII, чтобы убедить его воевать с Москвой, а не с Веной, спасло от вступления Швеции в войну за испанское наследство на стороне Людовика XIV[2]. Вена 22 июня 1707 г. признала права протестантов, герцог Мальборо пообещал, что Англия признает права шведского ставленника Карла XII, Станислава Лещинского, на Польский престол и развернулся на восток[3].

Англичане при этом не верили в способность Петра победить, но и не желали быстрой победы Карла, а потому советовали русским подольше затягивать с генеральным сражением[4].

Победа Петра под Полтавой, вынудила английскую дипломатию в корне пересматривать подход к данному конфликту. Английские дипломаты без энтузиазма наблюдали усиление России в этом регионе. Еще в 1706 английский посол в России Витворт писал в Лондон: «Если интересы Англии требуют удаления русских от Балтийского моря, необходимо обдумать, каким путем удобнее и благовиднее достигнуть такого результата».

Определенные надежды англичане связывали с начинающейся в 1710 г. очередной русско-турецкой войной, в которой, как они надеялись, Россия надолго увязнет. Английский статс-секретарь Г. Сент-Джон писал, оценивая данный конфликт: «Пока не закончится наше великое дело с Францией, в наших интересах, без сомнения, поддерживать пожар в этих местах». С ведома английского посла английские банкиры выдавали Карлу XII кредиты на подкуп турецких сановников с целью разжигания русско-турецкой войны[5]. Однако, к разочарованию Британии, уже в 1711 г. война завершилась, и Петр вновь обратил свое основное внимание на север Европы.

Опасаясь перенесения боевых действий на территорию северной Германии, союзники Великого альянса попытались вновь гарантировать нейтралитет германских территорий соглашением в Гааге 31 марта 1710 г.

Исследователи Никифоров и Полиевктов[6] трактуют документ, как антироссийский по направленности, Бобылев же считает, что по сути антирусским данный документ не был. Прежде всего, союзники хотели гарантировать наличие наемников (саксонских, прусских, ганноверских) на фронтах войны за испанское наследство, поскольку в результате войны на севере можно было их лишиться. Да и для Петра в 1710 г. было выгодно заморозить ситуацию в этом регионе, ведь ему предстояла война с Турцией. Нейтралитет не принял как раз Карл XII: Шведский корпус Крассау действовал в Померании. А успехи Стенбока в Сконе и вовсе уверили Карла в ненужности данной договоренности. Петр же имел возможность апеллировать к союзникам, чтобы те покарали нарушителя, ведь конвенция предполагала, что контроль над её соблюдением возложен на союзников (Англию, Голландию и Австрию). В итоге, уже в августе 1711 г. конвенцию отменили, признав виновницей её неисполнения Швецию[7]. Отмена конвенции позволила Петру, развязавшись с турецкими проблемами, начать войну в северогерманских шведских владениях.

Завершение войны за испанское наследство создавало для России крайне неприятную ситуацию. Британская дипломатия стремилась к сохранению своего доминирования в торговле на Балтике, а потому была заинтересована в сохранении статус-кво в этом регионе. Для России это означало бы отказ от всяких притязаний на Прибалтику. На переговорах в Утрехте в 1713 году английская делегация попыталась увязать мирные переговоры по обоим конфликтам. В английской вариации мирного соглашения России предложено было вернуть все завоеванное Швеции за исключением небольшой территории с Петербургом. Тогда английская попытка лишить Россию всех плодов побед провалилась, но отношения двух стран были очень напряженными – российский дипломат Б.И. Куракин сообщал: «в наших разговорах с обеих сторон довольно было угроз»[8].

Улучшение ситуации, казалось, наступило 1714 г. со смертью английской королевы Анны и вступлением на престол курфюста Ганновера Георга I. Петр знал о том, что Георг является наследником престола Англии с 1701 г., помимо этого ганноверский курфюрст был командующим рейнскими армиями Империи. Поэтому Россия уже с декабря 1709 г. уделяла большое внимание вовлечению Ганновера в Северный союз[9]. В октябре 1715 г. Петр подписывает с курфюстом Ганновера и английским королем Георгом I Грейфсвальдский договор. По нему Ганновер получал Бремен и Верден, гарантируя Петру его завоевания в Прибалтике.

Важность документа очень велика. И хотя Никифоров и считает, что Грейфсвальдский договор был делом исключительно Ганновера и России (английские министры не поставили под ним свои подписи), в целом, Англия поддержала этот договор, и это казалось прорывом в англо-русских отношениях по балтийскому вопросу: Георг за Бремен и Верден должен был «Англию… от всяких противностей предудержать[10].

1715 г. стал временем наибольших успехов Петра. Русским войскам совместно с союзниками удалось вытеснить шведов из всей Северной Германии за исключением крепости Висмар. В Дании полным ходом шла подготовка масштабного союзнического десанта в Швецию в район Сконе, который должен был нанести Карлу XII окончательное поражение. К Копенгагену стягивалась 50-ти тысячная русская армия. Кроме того, в этом же году Петром был подготовлен очередной династический брак: Екатерины Ивановны и герцога Макленбургского – Леопольда. Брак должен был еще больше упрочить позиции российского царя в регионе. Лежащее в центре Европы герцогство могло стать удобной базой для размещения русских войск. Исследователь начала XX века М. Полиевктов отмечал, что Мекленбургское герцогство могло помочь Петру и в организации транзита товаров из Балтики в Западную Европу в обход Зунда, пролива, который контролировали Швеция и Дания[11]. Кроме того, брачный договор предусматривал передачу герцогу последней шведской крепости в Германии – Висмара, способной по мнению ряда исследователей, стать базой для русского военно-морского флота[12].

Однако, дальнейшее развитие событий стало для Петра сплошным разочарованием. Подготовка свадьбы герцога Леопольда и Екатерины негативно сказалось на отношениях практически со всеми странами в регионе. Курфюрст Ганновера, а по совместительству английский король Георг I очень болезненно относился к усилению Петра в Мекленбурге. С опаской смотрели на размещение русских войск в Мекленбурге и из Дании.  В апреле 1716 г. союзники захватили Висмар и не допустили туда русских войск. В сентябре того же года из-за проволочек с подготовкой десанта Петр был вынужден от него отказаться. Срыв десанта в Сконе стал поводом для окончательного развала Северного союза. В Европе началась антироссийская истерия[13]. Царя обвинили в предательстве, в сговоре со шведами, в планах захватить всю северную Германию. Георг I даже просил британского министра Стенгопа отдать приказ английскому адмиралу Норрису: «атаковать царя немедленно … захватить лично и держать до тех пор, пока русские отряды не эвакуируются из Дании и Германии». Стенгоп на столь радикальный шаг не решился, но и англичане и датчане потребовали от царских войск покинуть не только Данию, но и вообще Германию[14].

Это делало невозможным масштабные десанты из Дании. Война затянулась еще на пять лет. В исторической науке конца XIX – начала XXI веков присутствует устойчивая тенденция противоборства двух точек зрения в оценке изложенных выше событий. Ярким представителем первой следует считать В.О. Ключевского, склонного видеть в заключении брака с Макленбургским герцогом фатальную ошибку Петра, приведшую к изоляции России и затягиванию войны. По мнению великого историка, внешняя политика Петра оказалась неудачной, «велась плохо и разменивалась на пустяки»[15]. Противоположная точка зрения активно отстаивалась в советской исторической науке. В частности, историк Н.Н. Молчанов считал, что Петром не было допущено ошибок. Брак Екатерины и Леопольда Мекленбургского был использован английской и отчасти датской дипломатией для начала информационной и дипломатической войны против России. Английских министров пугала перспектива усиления России на Балтике[16] [2; 331]. Так, статс-секретарь Д. Стенгоп писал по этому поводу: «Если царь будет оставлен в покое три года, он будет абсолютным хозяином в этих краях».[17] С этой точки зрения, разрыв между прежними союзниками был неизбежен в силу объективных причин, «мекленбургский брак» стал лишь случайным козырем в руках английских дипломатов.

К 1717 г. Северный союз, состоящий из воевавших против Швеции стран, по сути, развалился. Ганновер, Дания, Пруссия, Саксония думали лишь о своих приобретениях в Северной Германии и опасались дальнейшего усиления России. Особенно активную антирусскую позицию занимало английское правительство, поддерживаемое своими торговыми кругами, которые опасались доминирующих позиций английской торговли в регионе. Английские дипломаты активно распространяли слухи об агрессивных планах Петра, собиравшегося якобы установить господство над всей Северной Европой.

В 1718 г. Карл XII согласился на мирные переговоры с Россией. Десятого мая на Аландских островах начался мирный конгресс. К августу был согласован проект, по которому Россия получала провинции, уже давно требуемые Петром: часть Карелии, Эстляндию, Ингрию и Лифляндию, а большая часть Карелии и Финляндия возвращались Швеции. Кроме того, Петр не возражал, что Карл XII вернет и земли, завоеванные у него Данией и Ганновером в ходе Северной войны[18]. Дискуссии вокруг договора еще велись, но в ночь с 30 ноября на 1 декабря при загадочных обстоятельствах шведский король был убит под крепостью Фридрихскаль в Норвегии (Норвегия в тот период времени принадлежала Дании, с которой Карл XII вел войну). Большинство исследователей склоняются к версии убийства шведского короля в результате заговора. Траншея, где находился Карл XII, была недосягаема для выстрела из крепости. Роковой выстрел был сделан практически в упор. Убийство короля в корне перевернуло политическую ситуацию в Швеции. К власти пришла сторонница переговоров с Англией, а не с Россией, сестра Карла XII Ульрика-Элеонора. Сторонник сближения Швеции и России, который и вел переговоры на Аландских островах, барон Герц, был сразу же арестован и вскоре казнен[19].

Вскоре английское правительство приступило к осуществлению плана, получившего в печати того времени название «Умиротворение на севере». Под этим термином подразумевалась идея заключения со Швецией мирных договоров всеми воюющими странами кроме России и последующее создание широкой антирусской коалиции с целью лишения Петра всех его завоеваний в Прибалтике. Для выполнения этой задачи в Швецию отправился молодой английский дипломат Джон Картерет[20].

Пятого января 1719 г. в Вене был заключен договор между германским императором, английским королем Георгом I и польским королем Августом II о возможных совместных действиях против России. Был подготовлен проект соглашения, по которому Россия в случае мира со Швецией не должна была получить ничего кроме Петербурга. В случае, если бы Россия не согласилась принять такое предложение, предполагалось начать против нее войну, по итогам которой присоединить к Польше Киев и Смоленск[21]. К июлю 1719 г. взятками и обещаниями Картерет добился от шведов согласия на мир с Ганновером, Данией и Пруссией. Всем этим странам Швеция должна была пойти на территориальные уступки. Прежде всего, шведская королева должна была передать курфюрсту Ганновера (а по совместительству – английскому королю) Бремен и Верден. Взамен Картерет обещал шведам, что русскому царю им ничего отдавать не придется[22].

В июне 1719 г. в Балтийское море прибыла английская эскадра адмирала Норриса. В августе предыдущего года английский флот без объявления войны напал и уничтожил флот Испании. Учитывая этот опыт, Петр послал адмиралу Нориссу письмо с предложением объяснить необходимость присутствия на Балтике английского флота, а также предупреждал, что в случае приближения английского флота к русскому будет действовать из соображений военной необходимости. Это обращение Петра I английское правительство придало огласке и раздуло в прессе истерию на тему попытки русского царя ограничить свободу английского мореплавания. Попутно английская пресса старательно рисовала ужасы и «неслыханные жестокости» русских десантов П.П. Ласси и Ф.М. Апраксина, осуществленных в Швеции в июле 1719 г., которым английский флот помешать не смог[23] [1, с. 230; 2, с. 118]. Исследователь Л.А. Никифоров считает, что, в целом, в 1719 г. английское общественное мнение готовили если не к войне, то к вероломному нападению и уничтожению Балтийского флота. Двуличие английской политики проявляется в том, что наряду с раскручиванием истерии вокруг письма Петра к адмиралу Норрису, глава английского правительства Д. Стенгоп в письмах от 6 и 21 августа рекомендовал адмиралу, в случае, если тот считает достаточными объединенные силы англо-шведского флота, уничтожить русский Балтийский флот. Так, в письме от 6 августа он советовал Норрису действовать таким образом, «какой является наиболее эффективным, чтобы уничтожить царский флот»[24]. Первый лорд казначейства граф Сундерленд писал Стенгопу, что он рад заключенному со шведами соглашению, ибо оно позволит «соединиться со шведами и нанести русским военно-морским силам удар подобный тому, что был нанесен испанцам»[25]. Таким образом, мы видим, что вероломство стало нормой для английских политиков XVIII в., уничтожив в 1718 г. испанский флот, они желали точно также уничтожить русский; более того, Сунтерленд убеждал, что ничто не вызовет в Лондоне большей радости, чем гибель русского флота. Самым показательным в поведении английских дипломатов можно признать письмо Картерета к Норрису, где он пишет об уничтожении русского флота следующим образом: «Вы покажете всему миру, что может сделать английская нация. Это самое честное дело, которое случалось кому-нибудь выполнять! Самое главное – перехватить царя, чтобы он не смог достичь Ревеля. Перережьте ему путь отступления… Бог да благословит Вас, Джон Норрис, все честные и справедливые люди воздадут Вам справедливое одобрение!»[26]. Русский дипломат Веселовский в это же время сообщал, что в Англии публикуется множество статей, возбуждающих ненависть «против народу российского», и что его статей с опровержением официальной британской точки зрения «никто из газетиров печатать не похотел»[27].

Уничтожить флот Петра в 1719 г. Норрису не удалось. Английский флот отправился домой. Но на 1720 г. была запланирована масштабная война против России, Норрис учел прошлые ошибки: к походу готовилась куда более крупная эскадра, с запасами продовольствия на 8 месяцев. Осенью шведское правительство совместно с английским послом разработали план войны с Россией на 1720 г. Объединенный англо-шведский флот должен был уничтожить Балтийский флот России. На суше Англия предполагала сколотить большую коалицию Ганновера, Пруссии, Саксонии, Дании, Австрии и Польши, которые должны были выставить 70-тысячную армию и напасть на Курляндию, захватить всю Прибалтику и двинуться на Новгород. Финансировать войну должны были французы[28].

Конец 1719 г. был очень тревожным для Петра. Однако анализ видного русского дипломата Б.И. Куракина уже в это время показывал, что английские надежды на всеобщее нападение на Россию были напрасны. Вопреки убеждениям англичан Россия демонстрировала стремление к миру. Так, в 1719 г. Петр объявил о свободе торговли на Балтике. От Англии же Европа к началу 1720 г. порядком устала. Действительно, отправившийся в 1720 г. на континент Стенгоп обнаружил, что с Россией воевать никто не желает. Франция была обеспокоена аннексией англичанами Гибралтара. Пруссия с недоверием смотрела на усиление Ганноверских амбиций. Австрия готовилась к войне с Турцией и вовсе подумывала о союзе с Россией. Датчане были недовольны давлением со стороны Англии в принуждении ее к невыгодному миру со Швецией. Польские магнаты с удовольствием слушали о завоевании Киева и Смоленска, брали взятки английских резидентов, но сейм вести войну с Россией отказался. Таким образом, никаких боевых действий на суше английским дипломатам организовать не удалось. Огромный английский флот Норриса, которому был отдан приказ «захватывать, топить и уничтожать любым другим способом все русские корабли», так и не добился сражения с русским флотом и в октябре 1720 г. был вынужден бесславно покинуть Балтику ни с чем. Более того, несмотря на присутствие английского флота, в июле 1720 г. русский галерный флот нанес поражение шведам у острова Гренгам. Операция Норриса обошлась Англии в астрономические 600 тысяч фунтов и оказалась совершенно бесполезной. В наступившем 1721 г. английское правительство посоветовало шведам мириться с Россией на условиях Петра I[29] [1, с. 250-254; 3, с. 280-286].

30 августа 1721 г. был заключен Ништадтский мирный договор. Петр I, выдержав жесточайшее давление со стороны английской дипломатии, сумел отстоять русские завоевания на Балтике. События 300-летней давности очень поучительны, они ясно демонстрируют двуличность и аморальность методов англосаксонской политики того времени, многие приемы которой, такие как активное разжигание антироссийских настроений в обществе, подготовка вероломного нападения на фоне риторики «северного умиротворения», военные и дипломаты США и Великобритании активно используют и сегодня.

Литература:

1. Бобылев В.С. Внешняя политика России эпохи Петра I. М.: изд-во УДН, 1990. 168 с.

2. Кафенгауз Б. Внешняя политика России при Петре I. М.: ОГИЗ, 1942.  86 с

3. Молчанов Н.Н. Дипломатия Петра I. М.: Международные отношения, 1984. 425 с.

4. Никифоров Л.А. Русско-английские отношения при Петре I. М.: Госполитиздат, 1950. 278 с.

5. Полиевктов М. Балтийский вопрос в русской политике после Ништадского мира (1721-1725). Спб: типография М.А. Александрова, 1907. 301 с.

6. Фейгина С.А. Аландский конгресс: внешняя политика России в конце Северной войны. М.: АН СССР, 1959. 546 с.