Организация спецпоселений в СССР в 1930–е гг.

Здесь представлена работа в номинации «Переломные точки русской истории» конкурса «Наследие предков – молодым» 2019-2020 гг. Автор – Сергей Владимирович Шубин. Подробнее о конкурсе: https://vk.com/vrn_nasledie. 

Введение

При освещении стратегии и тактики сталинизма в отношении крестьянства вообще и ссылки в частности необходимо учитывать главное: коллективизацию, раскулачивание, хлебозаготовки. Надо отметить, что с первых дней советская власть проявила себя как репрессивная система, которая отбросила все прежнее законодательство и правосознание. Начало 1930-х годов стало апофеозом по делу «очистки» страны от «социально-опасных» лиц. В эту категорию попали десятки тысяч раскулаченных и членов их семей. Попав в жернова социалистических преобразований в деревне, они вынуждены были надолго, а иногда и навсегда, поселяться далеко от своего изначального дома.

Освещаемый вопрос на первый взгляд кажется локальным в очень широком спектре проблем истории коллективизации, исторической судьбы крестьянства после 1929 г., названного Сталиным "годом великого перелома". Действительно, этот "перелом" привел, в конце концов, к раскулачиванию, последствия которого общество чувствовало в течение нескольких десятилетий. Из производителя-продавца товарного зерна на рынке крестьянин превратился в его государственно-планового сдатчика.

Широкий общественный интерес к историческому прошлому вообще и к проблемам села 1920-30-х годов в частности, стержнем которых была коллективизация, обусловил необходимость переосмысления пройденного пути. История крестьянства 1930-х годов столь драматична, что не нуждается в искажении.

Проблема раскулачивания актуальна и на сегодняшний день, так как этот процесс коснулся большинства жителей нашей страны. В последнее время очень часто всплывают моменты той акции, которую проводило руководство СССР. И поэтому необходимо понимать, где же все-таки фальсификация фактов, а где истина.

Объектом настоящего исследования являются социально-политические процессы в Советском Союзе в 1930-1940-х гг.

Предметом настоящего исследования является формирование и функционирование системы спецпоселений в Советском Союзе 1930-1940-х гг.

Первые советские публикации по этой проблематике появились только в конце 1980-х гг., во время перестройки и как следствие провозглашенной тогда гласности. Среди первых советских исследований (включая публикации мемуарного характера), в которых рассматривались вопросы выселения народов с их исторической родины и их жизни в местах высылки, следует отметить работы Г. Вормсбехера[1], Х.М. Ибрагимбейли[2], С. Кима[3]. Эти публикации, основаны, как правило, на воспоминаниях и стали открытием этой темы для исследования специалистами.

Так же, в конце 1980-х гг. выходят в свет работы с приличной источниковой базой и содержавшие взвешенные, уравновешенные оценки. К таким работам относилась монография А.В. Басова[4], посвященная истории Крыма в годы Великой Отечественной войны. Автор затронул проблему выселения крымских татар и других народностей из Крыма. На основе конкретных фактов, А.В. Басов показал необоснованность и несправедливость распространения на весь крымско-татарский народ факта пособнической деятельности части крымских татар.

С конца 1980-х гг., после рассекречивания архивных документов появляются работы зарубежных исследователей, изучающих данную тему. Надо отметить статью канадской исследовательницы Л. Виолы с ее любопытным построением «треугольника» «ОГПУ - раскулачивание - спецпереселенцы»[5].

К настоящему времени уже защищен ряд кандидатских и докторских диссертаций, в которых в той или иной мере исследуется спецпоселенческая проблема. Однако они, как правило, подготовлены на материалах какого-то региона (Урал, Мурманская обл. и др.) или же на примере одного или нескольких потоков депортированных (чаще всего это либо раскулаченные крестьяне, либо какой-то конкретный депортированный народ).

Цель исследования: рассмотреть организацию и методы высылки кулаков на спецпоселения, выявить истоки и масштабы, проанализировать образование спецпоселений.

Задачи исследования:

1. Осветить осуществление репрессивной политики против крестьянства на рубеже 1920-1930-х гг.
2. Рассмотреть особенности «кулацкой ссылки».
3. Рассмотреть хозяйственную деятельность и роль спецпоселений в экономике.
4. Проанализировать организацию жизни и контроля в спецпоселениях.

Источниковую базу данной работы составляют документы и материалы как регионального уровня, так и общегосударственного. Региональный сборник по Уралу подготовили Т.И. Славко и А.Э. Бедель[6], а на материалах Коми области – Г.Ф. Доброноженко и Л.С. Шабалова[7]. Особо следует отметить публикацию серии документальных сборников «Спецпереселенцы в Западной Сибири», в которых отражена история «кулацкой ссылки» в этом регионе от ее зарождения в 1930 г. до окончательной ликвидации в 1954 г. составленные С.А. Красильниковым[8]. Ценные сведения, касающиеся «кулацкой ссылки», имеются в фундаментальных публикациях «Советская деревня глазами ОГПУ-НКВД»[9] и «Трагедия советской деревни»[10], а также в сборнике «Неизвестный ГУЛАГ»[11] (особый интерес представляют письма спецпереселенцев на имя М.И. Калинина с мольбой о помощи).

Архивные документы представляют разного рода межведомственную и внутриведомственную переписку, докладные записки в ЦК ВКП(б), СНК СССР, руководству НКВД-МВД СССР[12], Докладные записки на имя И.В. Сталина, а после 1953 г. – и на имя Н.С. Хрущева, инструкции, приказы[13]. Особый интерес вызвали Постановление ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству»[14], впервые назвавшее государственной целью «ликвидацию кулачества как класса»; основополагающее Постановление СНК СССР от 1 июля 1931 г. «Об устройстве спецпереселенцев»[15], передававшее весь комплекс вопросов по спецпоселениям в ведение ОГПУ-НКВД СССР; Постановления СНК СССР от 8 января 1945 г. «О правовом положении спецпереселенцев»[16], комплексно регулирующих сложившуюся систему спецпоселений и статус спецпоселенцев.

 Также ценность представляет текущая и сводная статистическая отчетность органов ОГПУ-НКВД-МВД-МГБ. Это была закрытая ведомственная статистика, предназначенная для очень узкого круга лиц, и, хотя имела свои недостатки, но в целом была значительно полнее и надежней, чем, скажем, статистика ЗАГСов. Справки, составленные на основе статистической отчетности органов ОГПУ-НКВД-МВД-МГБ, нередко представлялись лично И.В. Сталину, поэтому мы можем предположить о достоверности этих данных.

Таким образом, роль спецпоселенцев в экономики СССР требует объективного и широкого изучения и сейчас, несмотря на сложность и многогранность проблемы для исследователей.

1. Возникновение массовой политической ссылки в Советском Союзе: «кулацкая ссылка»

В советской литературе «годом великого перелома» назвали 1929 г. Впервые этот термин ввел Сталин в статье, опубликованной в газете «Правда», где говорилось, что в этом году наступил «великий перелом» на всех фронтах социалистического строительства. Именно с этого года начинает отсчет принудительная коллективизация сельского хозяйства.

Коллективные хозяйства объединяли не больше одного процента хозяйств. Они практически не давали продукции и существовали благодаря материальной поддержке со стороны государства.

Коллективные хозяйства рассматривались как первые черты социализма, пример для крестьян. Несмотря на поддержку со стороны государства, дела в колхозах обстояли плохо. В результате растрат, ухудшения трудовой дисциплины, краж, часто ставились вопросы об их закрытии. Поэтому большинство крестьян не спешили вступать в колхозы, считая, что лучше иметь свое хозяйство. С началом коллективизации, селяне не хотели отказываться от своей собственности, но были вынуждены делать это.

Кулаки были категорией богатых крестьян в более поздней Российской империи, Советской России и в раннем Советском Союзе. Слово кулак первоначально относилось к независимым фермерам в Российской империи, которые вышли из крестьянства и стали богатыми после реформы Столыпина, которая началась в 1906 году. В 1918 году было расширено понятие кулака, в которое был включен любой крестьянин, который сопротивлялся передаче своего зерна в отряды из Москвы.

Раскулачивание – это советская кампания политических репрессий, включая аресты и депортации миллионов крестьян и членов их семей в период 1929-1932 годов, для облегчения экспроприации сельхозугодий. Советское правительство изображало кулаков как классовых врагов СССР.

Более 1,8 миллиона крестьян были депортированы в 1930-1931 годах[17]. Кампания была заявленной целью борьбы с контрреволюцией и строительства социализма в сельской местности. Эта политика, проводимая одновременно с коллективизацией в Советском Союзе, привела к тому, что все сельское хозяйство и все крестьяне в Советской России были под контролем государства.

Сроки и темпы коллективизации съездом не устанавливались, не определялись и обязательные формы, и способы преобразования крестьянского хозяйства. Более того, предусматривалась целая система мер по развитию различных форм кооперации, обществ крестьянской взаимопомощи, земельных органов, Советов, а также по упорядочиванию землепользования и землеустройства и т.п. Тем не менее, вскоре после съезда его решения стали трактоваться как курс на коллективизацию[18].

21 мая 1929 г. СНК СССР принял постановление «О признаках кулацких хозяйств, в котором должен применяться кодекс законов о труде». В документе перечислены следующие характеристики кулацких хозяйств:

1) систематическое использование наемного труда;

2) наличие мельницы, волновой машины, гончарного завода, картофеля, фруктовой или овощной сушилки или другого промышленного предприятия (при условии использования механического двигателя);

3) сдача в аренду комплекса сельскохозяйственной техники с механическими двигателями;

4) снятие постоянно или на сезон отдельных оборудованных помещений для жилья или бизнеса;

5) занятие торговлей или получением незаработанных доходов.

Советам Народных Комиссаров союзных республик и областных (региональных) исполнительных комитетов было предоставлено право указать эти характеристики с учетом местных условий[19].

Раскулачивание проводилось повсеместно, в том числе в коллективизированных районах, что противоречило положениям соответствующих постановлений, но только на бумаге, а не на деле. Напомним, что сплошная коллективизация еще толком не развернулась, а ликвидация "класса" уже шла полным ходом, потому что ждать было некогда – надо было действовать. «Наступать на кулачество», – сказал Сталин аграриям-марксистам, – это значит подготовиться к делу и ударить по кулачеству, но ударить по нему так, чтобы оно не могло больше подняться на ноги»[20].

Поскольку одно за другим появлялись властные указания по раскулачиванию, обстановка на селе становилась все напряженнее, события ускорялись. Руководство действовало последовательно и быстро. Уже 23 января 1930 г. приняли решение «О мерах против кулачества» с целью его ликвидации в районах сплошной коллективизации до 15 марта 1930 г. планировалось выслать примерно 40% собственников и членов семей кулацких хозяйств[21].

Почти половина крестьянских дворов подлежала экспроприации. Фактически их было значительно больше, потому что обстановка в селе все обострялась, требования согласно директивам центра, становились жестче. Естественно, что в каждом селе, районе, округе (области) были крестьяне разного уровня достатка. В документах тех лет по имущественному положению середняцкие хозяйства делились на крепкие и малокрепкие. Казалось бы, их должна была обойти волна раскулачивания. Но клубок проблем с ликвидацией "класса" затянулся в такой тугой узел, который вышел за пределы первоначального назначения, тем более, что основа для реквизиционный политики уже была заложена.

Стержневым мероприятием в ссылке миллионов крестьян было принятие постановления ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г. "О мерах в деле ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации"[22]. Этот документ был направлен на то, чтобы заранее определить, какие слои крестьян и в какой степени должны быть наказаны.

Для этого их разделили на три категории. Первая – участники антисоветских и антиколхозных выступлений. Их отправляли под арест. Вторая – протестующие, которые совершали менее активное сопротивление. Таких вместе с членами семей высылали на Север. Третья – остальные недовольные, более или менее пассивные. Эти подлежали переселению. Судьбы крестьян этих «категорий» складывались по-разному и объединяло их одно – все они были раскулачены и репрессированы. Политика ссылок осуществлялась до завершения коллективизации[23].

Как и все мероприятия 1920-1930-х годов, операция "выселения" готовилась продумано и заранее. При этом к ней постепенно привлекались различные социальные слои деревни. Для каждой из них производились соответствующие законодательные акты. Скажем, кого осудить, бросить в тюрьму, сослать в лагеря, а кого только выселить из родного села.

При этом сочетались различные факторы, и действовал, таким образом, смешанный административно-судебный принцип. Административные же мероприятия были не менее жесткими по своим последствиям, о чем свидетельствуют многочисленные источники того периода. Выселение крестьян приобрело широкий размах с 1928 г., когда была введена продразверстка.

История спецпоселенчества берет начало в 1929 г., когда первые партии крестьян (так называемых кулаков и подкулачников) были отправлены на спецпоселение (трудпоселение). Иначе это называлось «кулацкой ссылкой», в справке Отдела по спецпереселенцам ГУЛАГа ОГПУ под названием «Сведения о выселенном кулачестве в 1930-31 гг.» указывалось, что в этот период было выселено (с отправкой на спецпоселение) 381026 семей общей численностью 1803 392 человека[24].

Термин «спецпереселенцы», трансформировавшийся в конце 1940-х годов в «спецпоселенцы», обязан своим появлением «творчеству» комиссий В.В. Шмидта и В.Н. Толмачева. В апреле 1930 года была создана Всесоюзная комиссия «по устройству выселяемых кулаков» во главе с зам. председателя СНК СССР В.В. Шмидтом, а на российском республиканском уровне аналогичную по функциям комиссию возглавлял зам. наркома внутренних дел РСФСР В. Н. Толмачев. В первых протоколах этих комиссий сначала употреблялся термин «выселяемые кулаки», потом – «переселяемые кулаки», затем – «кулаки–переселенцы», и, наконец, в протоколе № 5 заседания комиссии Толмачева от 9 июня 1930 года впервые появилось обозначение «спецпереселенцы». По-видимому, оно «наверху» всем понравилось, поскольку сразу же прочно вошло в тогдашний специфический лексикон[25].

До 1934 г. отправленные в «кулацкую ссылку» крестьяне назывались спецпереселенцами, в 1934-1944 гг.– трудпоселенцами, с 1944 г.– спецпоселенцами (все эти три термина являются синонимами). Несмотря на постоянные поступления крестьян в «кулацкую ссылку», численность спецпереселенцев (трудпоселенцев) была значительно ниже количества отправленных туда. Главными причинами этого являлись, прежде всего, высокая смертность выселенных крестьян во время транспортировки и в первые годы жизни на спецпоселении и их массовые побеги.

Спецпоселение – место принудительного содержания отдельных категорий населения и представителей этносов, которых советская власть считала политически опасными или враждебными. В основе режима Сталина лежали насильственное переселение из исконных мест проживания и размещения в специально определенных для этого местностях, запрет под угрозой уголовного наказания оставлять установленный для проживания населенный пункт, ограничения в ряде гражданских прав.

Спецпоселение представляло собой четко очерченную территорию, на которой действовали особые правила, функционировали специальные органы (спецкомендатуры), наделенные компетенцией по поддержке режима и введения особых правил жизнедеятельности населения (пребывания и передвижения режимной территории, пользования имуществом, пропускной режим и т.д.).

Комендант по управлению спецпоселком назначался крайоблисполкомом. Комендант назначал комиссии: сельскохозяйственную, культурно-бытовую и местного хозяйственного благоустройства. На коменданта спецпоселком возлагались обязанности:

- надзор за исполнением законов и постановлений органов власти на территории поселка;

- учет населения спецпоселков и запись всех актов гражданского состояния;

- выдача разрешения на устройство в поселке собраний, публичных зрелищ;

- предварительное расследование преступлений;

- проведение в жизнь хозяйственных заданий, возложенных на население поселка;

- привлечение населения поселков в качестве рабочей силы по заявкам хозорганов;

- наблюдение за правильным использованием живого и мертвого сельхозинвентаря, принадлежащего населению поселка;

- наблюдение за правильным использованием и содержанием в исправности коммунального имущества спецпереселенцев (школ, пунктов ликвидации неграмотности, яслей, детских площадок, пожарного инвентаря);

- наблюдение за снабжением населения спецпоселков продовольствием и промтоварами согласно установленной нормы;

- учет объектов обложения, исчисление и взыскание налогов с населения поселка;

- организация политико-просветительской работы среди населения спецпоселка, в первую очередь среди молодежи;

- проведение мероприятий по охвату несовершеннолетних школьным обучением;

- составление сметы поселка на хозяйственно-бытовые нужды и культурно-массовую работу, сметы расходов на содержание управленческого аппарата и охраны спецпоселка[26].

Еще раз отметим, что основную часть трудссылки 1930-х - начала 1940-х годов составляли «раскулаченные». По данным на 1 января 1942 года, из 936 547 трудпоселенцев, размещенных в 1845 спецпоселках, 93,1 процента составляли именно «бывшие кулаки»[27]. Правда, за трудссылкой числились и некоторые другие категории «спецконтингента»: выселенные «по решениям судов» либо «в порядке очистки государственных границ», а также «городской деклассированный элемент.

Но формально (статистикой НКВД) все они учитывались по той же графе – «бывшие кулаки». Отдельно фиксировались лишь ссыльнопоселенцы: к началу 1942 года – это 63 000 человек, содержавшихся в 7 регионах (республиках, краях и областях).

В 1944 году отдел трудовых и специальных поселений (ОТСГ) был выведен из состава ГУЛАГа и стал самостоятельной структурой – Отделом спецпоселений (ОСП) НКВД СССР. Повышение ранга этого ведомства обусловливалось массовыми «национальными» депортациям и в том же году. Соответственно и термин «трудпоселенцы» исчезает из официального бюрократического словооборота.

Все высланные отныне стали именоваться «спецпереселенцами» («спецпоселенцами»). Несмотря на поступательное и усиливающееся размывание состава «кулацкой ссылки», вся рутинная «оперативно-режимная и воспитательно-профилактическая» работа в ней велась надзирающими «органами по обычно-наезженной колее: «ставили на спецучет», «отмечали», «переводили», запрещали, отслеживали... Причем последним занимались с особым тщанием и о результатах докладывали по инстанциям почти без купюр[28].

Уральская область в административном отношении разделялась на округа. Одним из таких округов был Нижнетагильский, в северной части которого находился Надеждинский район. Надеждинский район делился на 16 поселковых и сельских советов и г. Надеждинск (промышленный центр). В районе на ноябрь 1931 г. насчитывалось свыше 200 населенных пунктов. В 1931 г. в Надеждинский район был влит Сосвинский район. В 1933 г. территория Надеждинского района была присоединена к Надеждинскому городскому совету.

В 1934 г. Надеждинский городской совет вошел в состав Свердловской области (в связи с разделением Уральской области на 3 самостоятельные области). Надеждинский район вполне отвечал основным требованиям ссылки: он был малонаселенным, имел богатые природные ресурсы (главным образом – лесные). В связи с постановлением Уралоблиполкома ВКП(б) первые партии выселяемых на север в феврале – марте 1930 г. должны были расквартироваться среди местного населения, а к концу лета им обещали построить жилье[29].

Полномочным представителем ОГГУ на Урале были разработаны графики переселения, хозяйственное обслуживание и трудовое использование спецпереселенцев, рассмотрены вопросы их материально-бытового положения. Однако выселение проводилось в спешке и беспорядке. У спецпереселенцев изымалось все, и зачастую они оказывались в легкой одежде на уральском севере. Расквартировать всех среди немногочисленного местного населения оказалось невозможно не только чисто физически, но и по идеологическим мотивам.

В марте 1930 г. в Надеждинский район прибыло более 25 тысяч спецпереселенцев с Северного Кавказа и из Курганского округа. В пути следования эшелонов до Надеждинска людей довели до истощения, отмечалась высокая детская заболеваемость и смертность[30].

Все прибывающие в Надеждинский узел поселенцы должны были снабжаться горячей пищей и продовольствием на пять дней, однако запланированные продукты не поступили. Тем не менее, раскулаченных отправили дальше по железным дорогам Надеждинского комбината, а затем развезли подводами или отправили пешком в уральскую тайгу. Власти на местах оказались неготовыми к приему ссыльных.

«Кулацкая ссылка» коренным образом отличалась от акций дореволюционной России.

Во-первых, она была небывало массовой.

Во-вторых, массовая депортация крестьян не была предусмотрена действующим законодательством.

Третья особенность «кулацкой ссылки» заключается в том, что по своему социальному составу она была исключительно крестьянской.

Четвертое: последствия крестьянской ссылки повлияли на развитие страны в целом. Посредством ее удалось заставить миллионы крестьян войти в колхозы.

Исследование политики раскулачивания и ссылки бывших кулаков в отдаленные районы страны велись в советское время с точки зрения коллективизации крестьянских хозяйств. Все это рассматривалось как составляющие единого процесса преобразования села, прежде всего, как средство преодоления крестьянского сопротивления.

Разумеется, это было одной из главных функций раскулачивания. Однако не менее важной задачей раскулачивания было формирование армии принудительного труда, то есть армии дешевой рабочей силы, необходимой для промышленных строек, лесозаготовительных работ, освоения необжитых районов и т.п.

«Великий перелом», о котором И.В. Сталин объявил в ноябре 1929 г., не имел ничего общего с настоящим социально-экономическим развитием: не было ни огромного роста производительности труда в промышленности, ни массового колхозного движения.

В 1930-40-х годах почти все регионы СССР использовались для поселений депортированных. Этот факт повлиял на жизнь русского народа. Население этих регионов, а также сами депортированные лица подвергались лишениям и серьезным последствиям антигуманной противоправной политики.

2. Организация и контроль исправительных поселений

Формально к «спецпереселенцам» («спецпоселенцам») причислялись только те депортированные, которые находились в отдельных «спецпоселках» («спецпоселениях»), ссыльные же («ссыльнопоселенцы») размещались и рассредоточивались более широко – в обычных селах и городах, с запрещением права выезда из них, но с возможностью «собственной инициативы» по части трудоустройства. В служебной переписке местных властей и соответствующих надзирающих органов НКВД–МВД–МГБ в эти годы термины «спецпереселенцы», «спецпоселенцы» и «ссыльнопоселенцы» зачастую употреблялись как синонимы, а «трудпоселенцами» продолжали именовать только сохранявшиеся «остаточные» контингенты «кулацкой ссылки».

По сути, спецпереселение – это форма принудительной депортации с применением к выселяемым ряда правовых ограничений. Формально-юридически спецпереселенцы не являлись лишенными свободы (судебные решения по их делам не выносились), но фактически они были репрессированы в форме «ограничения свободы», поскольку лишались двух важнейших прав – избирательного (признавались «лишенцами») и права на свободное передвижение (им было запрещено под страхом уголовной ответственности покидать «места обязательного поселения» – «спецпоселки», «трудпоселки», «спецпоселения» и т. п.).

Этой широкомасштабной акцией высшее советское руководство намеревалось (в начале 1930-х гг.) решить одновременно несколько взаимосвязанных задач:

– социально-политическую – изъятие оппонентов «коллективизации» на местах, ликвидация «сельской буржуазии»;

– социально-психологическую – превращение политики «ликвидации кулачества» в основной метод стимулирования «коллективизации» через нагнетание в деревне страха, демонстрации крестьянам того, что единственной альтернативой вступлению в колхозы может быть только «раскулачивание», арест и высылка в отдаленные районы страны;

– экономическую – создание за счет конфискации имущества крестьянских хозяйств минимальной материальной базы организуемых колхозов;

- использование принудительного труда репрессированных крестьян для решения задач «модернизации» экономической системы страны, прежде всего промышленности, освоение в этих целях природно-сырьевых ресурсов отдаленных регионов – Европейского Севера, Урала, Сибири, Дальнего Востока, Казахстана и Средней Азии.

Нормативная и организационная инфраструктура системы спецпоселений в СССР была в основном создана к середине 1930-х гг. Если 1930-1932 гг. - это период массового переселения «раскулаченных», то 1933- 1936 гг. - время формирования устойчивой сети спецпоселений, их административно-хозяйственного устройства, разработки нормативных документов о спецпоселках и спецпереселенцах, что явилось базой для еще более масштабных принудительно-депортационных акций в 1940-х гг.

В момент прибытия на спецпоселение сотрудники органов ОГПУ – НКВД нередко производили сортировку выселенных кулаков. Одни из них освобождались, другие направлялись в лагеря ГУЛАГа, но большинство оставалось на спецпоселении[31].

В рапорте от 20 мая 1933 года начальник ГУЛАГа М.Д. Берман докладывал заместителям председателя ОГПУ Я.С. Агранову и Г.Е. Прокофьеву: «По сообщению СИБЛАГа ОГПУ, из числа прибывших в Томск контингентов с Северного Кавказа, по состоянию на 20 мая с.г., произведена согласно Ваших указаний проверка 9868 человек. Из этого количества решением Тройки ПП ОГПУ ЗСК вовсе освобождено – 85 человек, освобождено с ограничениями – 2422, осуждено в лагеря – 64, а остальные 7297 человек направляются в трудпоселки»[32].

 Много людей умирало в пути следования в «кулацкую ссылку». В одном из рапортов М. Д. Бермана на имя Г. Г. Ягоды отмечалось (май 1933 года): «Несмотря на Ваши неоднократные указания ПП ОГПУ СКК о порядке комплектования и организации эшелонов, направляемых в лагеря и трудпоселки ОГПУ, состояние вновь прибывающих эшелонов совершенно неблагополучное. Во всех прибывающих из Северного Кавказа эшелонах отмечена исключительно высокая смертность и заболеваемость, преимущественно сыпным тифом и острожелудочными заболеваниями»[33].

Аппарат надзора за спецпоселенцами, ссыльнопоселенцами, ссыльными и высланными (по данным на 1 января 1953 г.) составлял 10 752 человека, в том числе: сотрудники центрального и территориальных аппаратов управления – 1 044, сотрудники горрайорганов – 1 861, коменданты спецкомендатур – 2 893, помощники комендантов – 1 861, надзиратели – 2 801, личный состав оперативно-розыскных подразделений – 1 217[34].

Побеги, хотя и не столь массовые, как в 1930-1934 годах, продолжались на протяжении всего периода существования «кулацкой ссылки». Число их существенно снизил лишь Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 года, который, как известно, сулил беглецам 20 лет каторги. Результаты не замедлили сказаться: если в 1948 году бежали 6863 спецпоселенца, то в 1949 году – уже только 1723.

Центральное руководство системой спецпоселений уже в самом начале «раскулачивания» рекомендовало создать на местах мощную антипобеговую структуру, для чего предписывалось:

«... 1. Определить пункты, через которые в большинстве проходят беглецы.

2. В важнейших пунктах необходимо организовать пешие и конные заставы, оперативные группы (оружие применять только в самых крайних случаях).

3. В поселках необходимо наладить специальную сеть из спецпереселенцев с таким расчетом, чтобы обеспечить выявление подготовок к побегам спецпереселенцев.

4. Насаждение сети (через РУП) производить также среди окружающего вольного населения с тем, чтобы устанавливать беглецов, их маршруты, укрывателей и т.д. Связать эту сеть с опергруппами, заставами.

5. Организовать активные группы содействия из партийцев, комсомольцев и советского актива для задержания беглецов, и оказания вооруженной поддержки в нужных случаях.

 6. Установить тесную связь с партийными организациями, сельсоветами, милицией для успешной борьбы с побегами.

7. На работах, как правило, установить ответственность десятников и бригадиров за побеги спецпереселенцев.

8. Поселок разбить на кварталы, назначив квартальных старшин (или уполномоченных) из спецпереселенцев, коим вменить в обязанность вести учет живущих в домах, уходящих и приходящих с работ спецпереселенцев.

9. Закрепив за определенными домами определенные семьи, производить систематическую проверку наличия спецпереселенцев в поселках.

10. Привлечь к активной борьбе с побегами молодежь, порвавшую связь с контрреволюционной частью кулачества и проявившую себя с положительной стороны...»[35].

Политическое руководство страны еще в начале 1950-х гг. рассчитывало сохранить систему спецпоселений в практически неизменном количественном и структурно-административном ее составе, укреплялся управленческий аппарат всех уровней, ужесточались режим и надзор.

В 1930-е годы – в небольших размерах, но постоянно – шел и процесс освобождения из «кулацкой» ссылки «неправильно» ререссированных, ведь «под горячую руку» в переселенческие эшелоны попадали не только «кулаки», но и рабочие, сельские «активисты» и даже иностранные граждане. Только в связи с этими причинами в 1934–1938 годах из ссылки были освобождены 31515 человек. Еще 33565 поселенцев переданы на иждивение – это «актированные» инвалиды, отправленные домой умирать.

Снимались с учета («освобождались») также вступившие в законный брак с «нетрудпоселенцами», направленные на учебу и (строго в «индивидуальном порядке») некоторые другие категории депортированных. Однако для основной массы «бывших кулаков» их правовое и материальное положение практически не менялось[36].

В 1934 году части спецпоселенцев начали возвращать избирательные права. Постановление ЦИК СССР от 25 января 1935 гола предоставило «бывшим кулакам» и некоторые другие гражданские права. Но отнюдь не все. Так, право свободного передвижения, выезда из «территорий обязательного поселения», выбора места жительства и работы – спецпоселенцы не получили никогда. Такую возможность открывало только снятие с учета спецпоселения, то есть полное освобождение.

Определенным смягчением для общей массы спецпоселенцев стало уменьшение давления и предоставление относительной свободы детям, достигшим возраста получения паспорта. Согласно тайного постановлением СНК СССР от 22 октября 1938 детям спецпоселенцев выдавали паспорт на общих основаниях и не препятствовали выезжать на учебу или работу.

У жителей спецпоселений были значительные ограничения в их гражданских правах: они подвергались жестким ограничениям на свободу передвижения и находились под постоянным контролем Народного комиссариата внутренних дел (НКВД). Эту надзорную функцию выполняли местные административные органы или так называемые «специальные команды» (спецкомендатура).

В некоторых случаях «старейшины», которые были избраны депортированными лицами, которые регулярно посещали поселения, чтобы проверить количество специальных поселенцев и положение дел в населенных пунктах.

Этот особый режим предусматривал размещение специальных поселенцев вместе со своими семьями в пределах региона, определенного НКВД (позднее МВД). Эта система также охватывала принудительный труд специальными поселенцами в отраслях экономики, определяемыми органами безопасности, а также отсутствие какого-либо четко определенного срока ссылки.

Как известно, трудовое использование спецпоселенцев производилось на основе договоров, которые заключались территориальными органам и ОГПУ (с 1934 года – НКВД) с различными хозяйственными ведомствам и причем полномочия последних по части распоряжения «доверенными» им рабочим и «спецконтингентами» были существенно ограничены: они не имели права без санкции «органов» переме­щать этих людей по объектам и местам работы, переводить их на другие должности и т.д. В 1931– 1941 годах (до начала войны) сложился громоздкий и бессистемный комплекс правительственных директив и указаний в отношении спецпоселенцев[37].

3. Жизнь в спецпоселениях

На новом месте поселенцам приходилось начинать все сначала, буквально с нуля – приобретать инвентарь, скот, строить дом, подсобные помещения, культивировать землю и тому подобное. Немало крестьян не выдерживали трудностей, ограничивались выращиванием овощей для жизни. Необработанная земля пустовала, а нередко от нее совсем отказывались.

К 1939 году примерно половина трудоспособных спецпереселенцев была приписана к промышленности и строительству, остальные (по четверти в каждом случае) работали в сельском хозяйстве и на лесозаготовках. Впрочем, это лишь самые общие цифры, их конкретный расклад варьируется в разных источниках и порой отличается кардинально.

Не лишним будет повторить, что из заработной платы спецпереселениев регулярно удерживались определенные суммы. До августа 1931 года они составляли четверть заработка, затем (до февраля 1932 года) – 15 -%, а позднее – 5%. Все эти средства шли на содержание системы поселковых и районных комендатур, а также территориальных (республиканских, краевых и областных) органов управления спецпоселениями. Ну а эти органы подчинялись непосредственно ОТСП – отделу трудовых поселении (спецпоселений) – ГУЛАГа ОГПУ-НКВД СССР[38].

Даже 5-процентных отчислений из зарплаты спецпереселенцев с избытком хватало на содержание 150 районных и 800 поселковых комендатур. Штатный аппарат их был относительно невелик. Но за ним стояла вся гигантская машина репрессивной советской системы.

Комендатуры в трудпоселках (помимо исполнения своих специфических полицейско-охранительных функций) совмещали и полномочия других ветвей власти: административно-распорядительные (местных поселковых и сельских Советов), карательные (судов первой инстанции) и т.д. В их распоряжении имелись, по воспоминаниям очевидцев, собственные «места изоляции» («каталажки», «кондеи», «холодные дома» и т.п.) – для арестантов из числа провинившихся поселенцев, а также «штрафные команды», в которых водворенные туда единоличной волей коменданта работали «за палочки», то есть не получали зарплаты.

Спецпоселки строились в умозрительно (произвольно) выбранных при их планировании местах, очень часто – совершенно не подходящих для нормальной людской жизни, расположенных вдали от путей сообщения (железных дорог, сухопутных и водных магистралей). Согласно директивным нормативам, в таком спецпоселке должно было наличествовать не менее 20 и не более 80 отдельных домов. Проще и дешевле всего оказалось сооружать примитивные бревенчатые бараки: себестоимость их была самой низкой. На первых порах они представляли собой полушалаши – с земляным полом, крышей из жердей и сплошными нарами.

Ужасающий быт: грязь, скученность, отсутствие элементарных удобств – такая картина наблюдалась повсеместно, вплоть до середины 1930-х годов, и лишь затем в ней появились некоторые «улучшения». К тому времени в спецпоселках была наконец-то создана минимальная социально-бытовая инфраструктура: более или менее обустроенное жилье, магазины, медпункты, школы, клубы и т.п. Впрочем, в первую очередь в каждом из этих поселений возводилось все-таки здание комендатуры.

В сентябре 1938 года в трудпоселках имелись 1106 начальных, 370 неполных средних и 136 средних школ, а также 230 школ профтехобразования и 12 техникумов. Общее число обучающихся во всех перечисленных образовательных заведениях – 217 454. Насчитывалось 8280 учителей, из них 1104 являлись спецпоселенцами. Сетью дошкольных учреждений были охвачены 22 029 малолетних детей, с ними занимались 2749 воспитателей. 5472 ребенка, не имевшие родителей, содержались в поселковых детских домах[39].

Следует заметить, что грамотность обитателей спецпоселений была в общем выше, чем у крестьян в целом по стране. Объяснение тому весьма простое: выход из угнетенного положения для своих детей многие поселенцы видели в их серьезной учебе и поэтому стремились дать им максимально возможное образование в местах ссылки, а затем и продолжить его.

И надо сказать, что делали они это, как правило, гораздо целеустремленнее, чем их сотоварищи по сословию, оставшиеся «на воле». Кстати говоря, постановлением Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 15 декабря 1935 года «О школах в трудпоселках[40]» разрешалось поселенческих детей, окончивших неполную среднюю школу, принимать на общих основаниях как в техникумы, так и в другие средние специальные учебные заведения, а окончивших среднюю школу – допускать на общих основаниях в вузы.

В трудпоселках имелось: клубов – 813, изб-читален и «красных уголков» – 1202, кинопередвижек – 440, библиотек – 1149. Клубы, избы-читальни, «красные уголки» здесь должны были «ликвидировать неграмотность», проводить «лекционную пропаганду», «культурно-массовые мероприятия» (слеты передовиков производства, праздники, посвященные «красным» датам и юбилеям, и т.п.), а также «помогать коменданту путем мобилизации (спецпереселенцев) на выполнение качественных показателей работы»[41].

Выписывалось, как правило, по 15–20 экземпляров газет и журналов на избу-читальню каждого спецпоселка. Каждая библиотека насчитывала по 100–200 книг. Но художественной литературы почти не было. В основном это были политические, антирелигиозные или специальные издания.

Вся система «работы с людьми» в спецпоселениях: политико-воспитательная, образовательная, культурно-просветительная – находилась под жестким идеологическим прессом ОГПУ-НКВД. Это находило свое конкретное выражение, скажем, в требованиях заменить в школах учителей-спецпереселениев на «вольных» педагогов.

В том же ряду – запрет на организацию в спецпоселенческих школах пионерских отрядов, военных кружков, и т.п. Выпуск стенных газет допускался лишь под контролем комендантов. Даже деятельность драмкружков (там, где они были) жестко регламентировалась.

Из документов следовало, что жилищные условия трудпоселенцев в основном удовлетворительные. Многие из них имели собственные дома с приусадебными участками. Однако, несмотря на то, что трудпоселенцы в ряде случаев проживали при предприятиях, в которых они работали несколько лет, их жилищные условия оставались неудовлетворительными и противоречили договору на трудовое использование.

В трудпоселках треста Иркутской области, Красноярского края, при предприятиях «Басьянторфа» Свердловской области и в ряде других краев и областей трудпоселенцы жили в бараках временного типа строительства 1930– 1931 гг. и с тех пор эти бараки ни разу не ремонтировались. По этой же причине жилые помещения в трудпоселках «Известковый» и «Магнезит» Челябинской области и в ряде поселков Новосибирской области – не были пригодны для жилья.

4. Хозяйственная жизнь и роль в экономике спецпоселений

Одной из стратегических задач системы спецпоселений было освоение необжитых и малообжитых регионов СССР – в русле реализации мобилизационной модели экономического развития страны. В 1930-1940-х гг. система спецпоселений составила ранее неизвестный и не прогнозировавшийся сектор советской экономики, создававшийся в форсированные сроки и функционировавший в экстремальных условиях. На ранней стадии своего формирования (1930-1934 годы) сеть спецпоселений имела убыточный характер, с огромными безвозмездными бюджетными затратами на ее становление и содержание.

Последующий период может считаться временем, когда экономика спецпоселений стала органичной частью сталинско-советской экономической модели. В итоге указанного разделения по типам организации и сферам применения труда депортированных сложились и две организационно-экономические подсистемы.

Первая из этих подсистем – аграрно-колонизационная – существовала в районах освоения новых территорий Севера и Востока СССР. Фактически она была предназначена для того, чтобы дополнить в качестве аграрной составляющей экономику тех территорий (или прилегающих к ним регионов), где шло интенсивное промышленное и транспортное их освоение.

Вторая подсистема – производственно-промышленная – являлась составной частью открытых хозяйственных комплексов, построенных в годы первых пятилеток, где в значительных масштабах требовался массовый физический труд различной квалификации.

Постоянной и одной из самых острых оставалась проблема продовольственного обеспечения ссыльных. Решалась она, впрочем, также с «позиций классовой борьбы». Для спецпереселенческих сельхозартелей выделялись, по негласному правилу, заведомо худшие, трудноосваиваемые земли – болота, бывшие лесные вырубки и прочие неудобья. К 1 января 1938 года трудпоселенцам выделили для сельхозработ более 3 000 000 гектаров земельных угодий, из которых: лишь не многим более 1100 000 гектаров – пахотнопригодных, около 290000 гектаров – сенокосов, около 600 000 гектаров – пастбищ, около 45 000 гектаров – усадебных земель и около 1 000 000 гектаров лесов и прочих «залежей и пустошей»[42].

В основном – это земли в Западной Сибири (Нарымский край) и (в значительно меньшей мере) на европейском Севере (Архангельская область). Выделялись такие угодья также на севере Омской области и на Дальнем Востоке. Чтобы поднять их – раскорчевать, осушить, распахать, по минимуму обработать – требовалось огромное количество труда. Урожайность же на этих землях оставалась низкой, да и не могла быть иной. А поскольку чаще всего на работу в сельском хозяйстве отправляли наименее трудоспособные семьи, то и эти убогие урожаи требовали сверхусилий от подневольных землеробов, забирая у них остатки жизненной энергии.

Тем не менее, спецпоселенцами за годы ссылки подняты более 214 000 гектаров целинных земель Северного Казахстана. Их трудом проложены дороги в таежных болотах Нарыма, в лесах Северного края (Архангельск. Вологда, Коми), в горах Урала. Всего же к началу 1938 года в стране имелись 1058 неуставных трудпоселенческих сельхозартелей (создавать уставные артели переселенцы пока не имели права), где жили 429 670 человек, из которых только 73 654 трудоспособных (взрослых).

В 1938 году на спецпоселениях имелись также (преимущественно – на Севере) кустарно промысловые артели: общее их число – 141, количество работников – 8181 человек[43]. Постановлением Совнаркома СССР от 9 сентября 1939 года «О переводе неуставных сельхозартелей трудпоселенцев на устав артелей[44]» все эти производственные «спецсообщества» были, наконец, формально приравнены в своих основных функциональных правах к соответствующим «вольногражданским» хозяйственным структурам (колхозам и промартелям). Как особое достижение официальная статистика (1937 год) выделяет то обстоятельство, что «сельхозартели спецссылки обслуживают 24 машинно-тракторные станции, имеющие около 1000 тракторов, 100 комбайнов и 200 автомашин». Хотя ни для кого не было секретом, что в этих артелях (как и во всем сельском хо­зяйстве страны) безоговорочно преобладал самый примитивный, тяжелый ручной крестьянский труд.

Кстати, примерно на такой же площади сельхозугодий (чуть более 2 300 000 гектаров) и при скудной урожайности (зерновые – около 10 центнеров, картофель – 95 центнеров, сено – не более 12 центнеров с гектара) в предвоенные годы в Кировской области производилось до 1 700 000 зерна, 500 000 картофеля и 1 100 000 тонн сена[45].

Были, как уже отмечалось, редкие примеры относительно «процветающих» поселенческих сельхозартелей. В одной из них (Ширяевский трудпоселок Куйбышевской области) даже в военном 1942 году имелись 46 лошадей, 112 коров, 130 свиней, 230 овец и 375 кур, а кроме этого – пасека в 100 пчелосемей, мельница и сапожная мастерская. Трудились в этой артели 126 человек, из которых 92 – моложе 55 лет. Все они выработали минимум трудодней и выполнили план госпоставки.

Необычно велика здесь для военного лихолетья (в отличие от всей округи) и выдача на один трудодень: денег – 12 рублей, зерна – 1 килограмм, овощей – 5 килограммов, картофеля – 2,5 килограмма, молока – 250 граммов. Для сравнения: в соседнем трудпоселке рабочие получали тогда по карточкам 600 граммов хлеба на день, служащие – 400 граммов, иждивенцы – 300 граммов. Но даже весьма нечастые случаи зыбкого благополучия «кулацких» сельхозартелей скорее озадачивали, чем удовлетворяли «опекавшие» ссылку чекистские «органы»[46].

Показательно, что при их массовой чистке в годы большого террора некоторым из «врагов народа», выявленным среди бывших руководителей НКВД, как раз и ставилось в вину «быстрое обогащение спецпереселенцев». Так, в феврале 1939 года в докладной записке отдела трудпоселений ГУЛАГа НКВД СССР в ЦК ВКП(б) утверждалось: «...У руководства работой по кулацкой ссылке долгое время находились враги народа (Коган, Молчанов, Берман, Плинер, Фирин, Закарьян, и др.). Вредительство проводилось по следующим направлениям:

...Высланные кулаки ставились в привилегированное положение по сравнению с окружающими колхозами. Проводилась политика нового раскулачивания трудпоселенцев за счет государства. По представлению врагов народа, орудовавших в НКВД, трудпоселенцы освобождались от госпоставок, налогов и сборов, им пролонгировались и вовсе списывались ссуды уже тогда, когда трудпоселки не только хозяйственно окрепли, но и по своему хозяйственному уровню стояли выше окружающих колхозов...»[47].

В этих гулаговских выкладках всё поставлено, что называется, «с ног на голову», факты интерпретируются с «достоверностью да наоборот». В действительности же на фоне всеобщей колхозной нищеты сельские артели переселенцев выглядели еще более убогими – ведь они обязаны были сдавать государству почти всю производимую ими продукцию.

Лишь очень немногие «спецартели» на Дальнем Востоке жили (по понятиям тех лет) более или менее зажиточно, пользуясь удаленностью от «центра», имея в хозяйствах лошадей и коров, активно занимаясь охотничьим промыслом. Но и здесь, по указаниям «сверху», ужесточался фискальный режим, и увеличивались госпоставки.

Дабы избежать массового голода (подобного тому, что имел место в начале 1930-х годов), семьям спецпоселенцев предоставляли примерно по 10 соток земли для огородничества и по половине гектара угодий для сенокосов. Заметим, что огородные участки выделялись всем переселенцам, в том числе – проживавшим в промышленных зонах, работавшим на стройках, в шахтах и т.п. Кормиться овощами и картофелем с собственного огорода, иметь какую-то живность (коз, поросят, кур) – стало нормой для депортированных, их потомков, да и для значительной части всего остального населения страны.

Выжить без этого было очень сложно в советские времена. Вынужденное «аграрное самообслуживание» десятков миллионов людей – и на селе, и в городах – одно из хронических болезненных наследий минувшей эпохи. До 1 января 1934 года спецпоселенцы действительно были освобождены от всех налогов, но затем исполняли обязательные безвозвратные платежи на общих основаниях, а также погашали те ссуды, кои государство отпустило для их «обустройства» на новых местах. Условно говоря, арестант обязан был сам оплачивать свое содержание в неволе – охрану, транспортировку, тюремный паек и т.д., что присуще самым примитивным формам государственного устройства.

Экономический эффект от деятельности системы спецпоселений, можно с уверенностью сказать, был намного ниже того, что водворенные в нее люди могли бы принести своим трудом на родной земле.

Заключение

Сложившийся в СССР в конце 1920-х гг. тоталитарный режим существенно «обогатил» исторический опыт принудительных переселений, породив целую систему «мест обязательного поселения», получившую впоследствии официальное наименование «системы спецссылки (спецпоселений)».

В 1930-х – начале 1950-х гг. осуществление массовых депортаций стало в СССР обычным явлением, приобрело отлаженную технологичность и невиданную прежде масштабность, использовалось сталинско-советским руководством страны как один из важных компонентов решения многих задач политического, экономического и социального характера.

При этом депортации оправдывались (на уровне официозной пропаганды) «интересами Советского государства и трудового народа». Так, экспроприация и выселение части крестьян в первой половине 1930-х гг. «мотивировалось» стремлением «освободить трудовое крестьянство от эксплуататоров-кулаков».

Одним из самых существенных является вопрос об экономической цене политики спецпоселений. Безусловно, спецпоселенцы внесли определенный вклад в развитие производительных сил северных и восточных регионов СССР. Но ни один из известных архивных или нарративных источников не подтверждает встречающиеся и участившиеся в последнее время оценки о «превосходстве подневольного, но хорошо организованного труда» – над трудом свободным.

Документы свидетельствуют, что экономический эффект системы спецпоселений был весьма сомнительным по причине убыточности депортаций. Расходы государства по переселению и устройству депортируемых не покрывались доходами от конфискованного у них имущества.

Существовавшая на протяжении почти трех десятилетий советская система спецпоселений – явление уникальное в мировой и отечественной истории. Инфраструктура системы спецпоселений была сформирована на внеправовой основе. Другой существенной особенностью системы спецпоселений стало то, что одновременно с формированием инфраструктуры спецпоселений сформировался и институт управления и надзора, ранее неизвестный в мировой пенитенциарной практике.

Под углом зрения экономической выгоды (а точнее, невыгоды) все многочисленные насильственные переселения являлись делом нерентабельным, затратным и служили одним из факторов, сдерживавших рост жизненного уровня всего советского социума.

Если на труде депортированных и базировалась чья-то экономическая выгода, то никак не государства, а самого карательного ведомства, которое в самом деле стремительно выдвинулось уже в 1930-х гг. в число крупнейших в стране субъектов хозяйствования.

Для государства же в макроэкономическом плане депортации были убыточными, поскольку выбивали из жизни или из деятельного цикла миллионы обустроенных трудовых семей, приводили к запустению земель и селений, к утрате трудовых навыков и традиций, к спаду сельскохозяйственного и промышленного производства, а также к затратам на переезд, обустройство на новых местах и т. д.

«Крестьянская ссылка» обернулась угнетающим, тормозящим бременем для развития отечественной экономики. Утрата гуманно­го, нравственного отношения власти к собственному народу – это также тяжелое наследие новейшей российской истории. В ходе этой акции сотни тысяч человеческих жизней были растоптаны, судьбы миллионов людей – сломаны, недюжинный потенциал двух поколений крестьянства — не реали­зован.

Экономический эффект от деятельности системы спецпоселений был намного ниже того, что водворенные в нее люди могли бы принести своим трудом на родной земле. Несомненно, что, в конечном счете, государство проиграло, вырвав их из прежней среды обитания и заставив своих граждан осваивать окраинные территории.

С самого начала в идею искаженной коллективизации закладывалась своеобразная конфронтация между крестьянством и государством, между собственничеством и обобществлением, между реальной действительностью и провозглашаемой политикой.

Таким образом, была сформирована система, сделавшая всех крестьян, без исключения, гражданами второго сорта, наиболее бесправным сословием в СССР.

В 1930-40-х годах почти все регионы СССР использовались для поселений депортированных. Этот факт повлиял на жизнь русского народа. Население этих регионов, а также сами депортированные лица подвергались лишениям и серьезным последствиям антигуманной противоправной национальной политики.

Список использованных источников и литературы

ИСТОЧНИКИ

1. XV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). Декабрь 1928 года. Стенографический отчёт.— М.-Л.: Госиздат, 1928. – 832 с.
2. Докладная записка отдела трудпоселений ГУЛАГа НКВД СССР в ЦК ВКП(б) // Политбюро и крестьянство: Высылка, спецпоселение. 1930—1940 гг. Книга II / М.: РОССПЭН, 2006. - С. 600 - 606
3. Плотников И.Е. Ссылка крестьян на Урал в 1930-е гг.: Документы из архивов // Отечественная история. - 1995. - № 1. - С. 160 - 164.
4. Постановление СНК СССР от 1 июля 1931 г. «Об устройстве спецпереселенцев»: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 840. Л. 10: [эл. Ресурс]. URL.: http://sovdoc.rusarchives.ru/#showunit&id=80061.
5. Постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 15 декабря 1935 года «О школах в трудпоселках» // Политбюро и крестьянство: Высылка, спецпоселение. 1930—1940 гг. Книга I. – М.: РОССПЭН. – 2005. -  С.  693 – 694.
6. Постановления СНК СССР от 8 января 1945 г. «О правовом положении спецпереселенцев»: ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 1. Д. 240. Л. 110–111: [эл. Ресурс]. URL.:http://sovdoc.rusarchives.ru/#showunit&id=411663
7. Протокол № 116 от 5 февраля 1930 г. «О мерах в отношении кулачества»: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 775. Л. 15: [эл. Ресурс]. URL.: http://sovdoc.rusarchives.ru/#showunit&id=75176
8. Раскулаченные спецпереселенцы на Урале (1930-1936 гг.): Сб. документов / Сост.: Т. И. Славко и А. Э. Беделъ. - Екатеринбург, 1993. – 151 с.
9. Справка Отдела по спецпереселенцам ГУЛАГа ОГПУ «Сведения о выселенном кулачестве в 1930-31 гг.» // Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение. 1930-1940 : кн. 2 / отв. ред. Н. Н. Покровский. - М.: РОССПЭН, 2005-2006. – С. 209 – 210

ЛИТЕРАТУРА

1. Басов А. В. Крым в Великой Отечественной войне 1941-1945/ А.В. Басов.  — М.: Наука, 1987. — 336 с.
2. Бердинских В.А., Бердинских И.В., Веремьев В.И. Система спецпоселений в советском союзе 1930–1950-х гг. / Науч. ред. И.Л. Жеребцов. - Сыктывкар: ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН, 2015. - 244 с.
3. Берлинских В. А. Спецпоселенцы: Политическая ссылка народов Советской Рос­сии / В.А. Берлинских. – М.: Новое литературное обозрение, 2005. – 768 с.
4. Бугай Н. Ф. К вопросу о депортациях народов СССР в 30-40-х годах // История СССР. - 1989. -  № 6. -  С. 135-143.
5. Бугай Н. Ф., Броев Т. М., Броев Р. М. Советские курды: время перемен / Н. Ф. Бугай. - М.:Наука, 1993. – 234 с.
6. Бугай Н. Ф., Коцонис А. Н. «Обязать НКВД СССР.выселить греков» / Н. Ф. Бугай. - М.:Наука, 1999. – 149 с.
7. Виола Л. ОГПУ, раскулачивание и спецпереселенцы /Л. Виола // Крестьяноведение: Теория. История. Современность. - М., 1999. - С. 114-162.
8. Вормсбехер Г. Немцы в СССР // Знамя. - 1988. - № 11. - С. 193-203. 
9. Голубев А. А. О дифференцированном классовом подходе в процессе экспроприации кулачества и судьбе бывших кулаков: По материалам Ленинградской области // Вестник ЛГУ. - 1972. - № 8. - С. 22-29.
10. Зеленин И.Е. Коллективизация и единоличник (1933-1935 гг.) / И.Е. Зеленин // Отечественная история. – 2013. – № 3. - С. 35 - 55
11. Земсков В.Н. Сталин и народ: почему не было восстания / В.Н. Земсков. – М.: Алгоритм, 2014. – 69 с.
12. Ибрагимбейли X. М. Сказать правду о трагедии народов // Политическое обозрение. - 1989. - № 4. - С. 58-63.
13. Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание: начало 30-ых годов / Н. А. Ивницкий. – М.: – Магистр, 1996. – 285 с.
14. Ким С. Исповедь сорен-сарам-советского человека // Дружба народов. - 1989. - №4. - С. 168-195.
15. Максудов С. О публикациях в журнале «Социс»: письмо в редакцию // Социол. исследования. - 1995. - № 9. - С. 114-118.
16. Плотников И.Е. Ссылка крестьян на Урал в 1930-е гг.: Документы из архивов // Отечественная история. - 1995. - № 1. - С. 160–179.
17. Полян П. М. Не по своей воле.: История и география принудительных миграций в СССР / П. М. Полян. - М.:Наука, 2001. – 257 с.
18. Цаплин В. В. Статистика жертв сталинизма в 30-е годы // Вопр. истории. - 1989. -  №4. -  С. 175-181.