ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ С БАЛЕТМЕЙСТЕРОМ ВЛАДИМИРОМ ВАСИЛЬЕВЫМ В ДОМЕ ЖУРНАЛИСТА

В Воронеже сейчас проходит фестиваль, посвященный творческому юбилею выдающегося танцовщика, хореографа, режиссера, педагога, художника Владимира Викторовича Васильева, который отмечает 60-летие своей профессиональной творческой деятельности. Начался этот фестиваль с пресс-конференции в Воронежском областном Доме журналиста.
Владимир Викторович поприветствовал собравшихся, поблагодарил Воронеж за то, что здесь отмечают юбилей его творчества, и в живой беседе ответил на вопросы журналистов:

 

– Как вы относитесь к переиначиванию классики современными режиссерами?
– Я всегда считал,  что классика на то и  классика, что актуальна в любое время. Но я и категорически против превращения театра в музей. Балет – искусство условное, но наша задача сделать его безусловным для зрителя, который меняется от поколения к поколению и надо сделать так, чтобы    герои того или иного первоисточника тронули сердца зрителей так же, как это было и в свое время. Конечно, это вопрос вкуса, таланта, образования режиссера. Я не признаю утверждения «Я так вижу!». Если так видишь – твое право, когда делаешь  только для себя. А если делаешь для других, а классика ведь хороша тем, что она для всех: для тех, кто знает, и кто не знает, - это должно быть интересно и схватить за сердце.   Переиначивать классику – это мода такая сейчас: переносить в другое время, в другое место. . И часто получается несуразность произносимого текста, в опере, например, и зримой составляющей.  У нас в балете нет текста.  Вот однажды видел пример удачного, талантливого  перенесения действия в другое время и место. Это был «Щелкунчик» австралийского балета. Казалось бы, всемирно известная классика, и там непросто что-то изменить. Там музыка осталась прежней, а сюжет – совершенно иной, но всё это очень органично ложилось на музыку Чайковского, всё оправданно и логично. 

 
– А вы помните первое впечатление от нашего театра и города, когда вы в первый раз приехали в Воронеж?
– В Воронеже труппа меня очень порадовала. Пока тут есть хореографическое училище, театр будет жить. А что касается города, то Воронеж за это время стал краше. Правда, я не знаю, насколько это стало лучше для самих воронежцев, ведь для самих жителей это одно восприятие, а для приезжающих – совсем другое. Я сам, когда приезжаю в Москву из-за границы, то поражаюсь ее красоте, но жить предпочитаю вне Москвы.
 
– А среди множества партий, которые вы сыграли, могли бы вы назвать самую дорогую?
– Нет, не могу – все дорогие. Меня часто спрашивают, какая партия, спектакль, книга, живописец ваши самые любимые. Не могу назвать кого-то одного или что-то одно. Сегодня это, а завтра может быть что-то новое замечательное встретится.
 
– Вы очень интересно рассказывали о новых «прочтениях» классики, а вот за вашу долгую жизнь в искусстве что было самым необычным из того, с чем вы сталкивались лично?
– К счастью для себя, я в своей карьере балетного артиста не был зашорен только на балете. Меня всегда волновала литература, музыка, живопись. И это очень расширяло мое собственное главное профессиональное творчество на сцене. И всем балетным артистам советую все время заниматься расширением своего кругозора и в других видах искусства, творчества.  Что касается прочтения классики, мне, например, никогда не приходило в голову, что балет «Анюта» будет жить так долго и в разных городах – в Минске, Казани, Самаре, Уфе, Красноярске… Думал, проживет лет 10, а он уже идет более 30 лет. А ведь создавался этот балет как телевизионный фильм, и только потом директор итальянского театра Сан-Карло попросил сделать  спектакль. Я добавил туда музыку  Валерия Гаврилина из своего телефильма, который к тому моменту уже вышел на экраны «Дом у дороги» – и получился полноценный балет, который живет до сих пор. И что удивительно, волнует публику по-прежнему и по сей день.

– В конкурсе «Арабеск» несколько лет подряд побеждали корейские танцовщики. В каких странах сейчас развиты балетные школы и в России сейчас классическое балетное образование – оно на уровне?
– Оно, конечно же, на высоком уровне. Ведь в Китае и Корее русская балетная школа. На одном из конкурсов «Арабеск» выступали японцы - они получили золото.  Я тогда подумал: «Как хорошо, что русская школа дала возможность развиваться другим и вдохнула наше искусство и в них». Это наш большой подарок миру! Когда я впервые приехал в Китай в 1959 г., они вообще понятия не имели о том, что такое классический танец, и не понимали, как реагировать. Зрители тогда по знаку начинали аплодировать, и также как по команде заканчивали. А уже через пять лет с нашими педагогами они создали свою труппу, которая теперь очень высокого качества..
 
– Какая на ваш взгляд наиболее актуальная тема, которую следует сейчас поднимать в балете?
– Любовь всегда будет актуальна. Вот балет по трагедии Шекспира «Макбет» -   довольно мрачный спектакль-несколько смертей. Не знаю, может быть, стоило туда ввести что-то помимо Шекспира … Практика показывает, что спектакли-долгожители – это те, где есть романтическая составляющая. Но  «Макбет» мне особенно дорог тем, что музыку композитор писал в сотрудничестве со мной – я говорил Молчанову, что мне нужно, как постановщику, и что в той или иной сцене я хочу изобразить на сцене.
 
– Дело всей вашей жизни – балет, но вы ещё проявили себя в живописи и поэзии. Есть ли у вас кумир в этих искусствах, на кого вы ориентируетесь?
– У меня никогда, причем с самого начала, кумиров не было ни в одном виде творчества. Были представители, которых я обожал и обожаю сейчас, и которые оказывали на меня влияние – но это не один человек, а разные в разное время.  

– А как вы относитесь к балету о Нуриеве?
– Не видел, но и не хочется, ибо всегда в таких случаях есть разочарование, когда хорошо знаешь человека, а я его хорошо знал. Мы с ним заканчивали училища в одно время, только он в Ленинграде, а я в Москве. Ездить за границу я начал раньше его на два года. Это был очень противоречивый и талантливый человек. Но это искусственно созданный ореол мученика не имеет к нему никакого отношения. Говорят: какая трудная судьба – отсюда сбежал, там мучился. Такое вранье! Да, он остался там, потому что у него здесь не было ни друзей, ни семьи. Есть у нас такое, к сожалению – чтобы стать великим, надо либо умереть, либо уехать, чтобы потом при возвращении расстелили красную дорожку – «Осчастливил, дорогой!». 
Сейчас в Казани ему ставят памятник. Конечно, это хорошо и правильно, что его помнят – это гордость для татарского и башкирского народов.  

– А вы хотели бы, чтобы был балет о вас и как он бы должен был выглядеть?
– Не хотел бы. Если бы хотел – я бы сделал это сам. Люди со стороны воспринимают меня по-другому. Как бы всё хорошо ни казалось внешне, внутри у тебя очень много вопросов к самому себе и желание сделать больше, чем ты делаешь. Я знаю, что могу сделать больше, чем сделал, и утешаю себя тем, что ещё есть время. А как это показать? Если только найти кого-то, кто относился бы к творчеству, к искусству так же, как и я. И был бы органичен. А вообще я не люблю  идолопоклонство. 

 

По этому разговору с великим мастером становится очевидно, что Владимир Викторович Васильев не только великий хореограф и балетмейстер, но ещё и удивительно добрый, чуткий, тактичный и здравомыслящий человек - а в наше время такой набор качеств у творческих людей встречается очень редко!

Текст: Евгений Киселев

Фото: Марина Колесникова