Мятеж в Кронштадте в марте 1921 года

Естественно, сразу начались изменения. Раскольников прибыл не один, а со свитой, которую и начал назначать на руководящие должности. Начальником штаба был назначен начальник штаба Волжко-Каспийской флотилии В. Кукель, а начальником политотдела Балтийского флота стал тесть Раскольникова Михаил Андреевич Рейснер. Сразу несколько должностей в политотделе флота заняла его дочь – жена Раскольникова Лариса Рейснер. А дальше личный состав флота полгода мрачно наблюдал за деятельностью Раскольникова, Рейснер и их челяди... Судя по всему, семейная чета, действительно немало сделавшая для победы советской власти в Гражданской войне, теперь вознамерилась отдохнуть и воздать себе за все лишения военного времени. Председатель Кронштадтского отдела трибунала Балтфлота Ассар писал: «Матросов Раскольников считал людьми второго сорта. Моряки голодали, а командующий Балтфлотом с женой жили в роскошном особняке, держали прислугу, ели деликатесы и ни в чем себе не отказывали» . Поэт Всеволод Рождественский вспоминал, когда он пришел к Ларисе Рейснер в квартиру бывшего морского министра Григоровича, которую она занимала, он был поражен обилием предметов и утвари: ковров, картин, экзотических тканей, бронзовых Будд, майоликовых блюд, английских книг, флакончиков с французскими духами. 26 октября на эсминце «Капитан Изыльметьев» команда отказалась от обеда и на устроенном общем собрании указывала, что в то время, как штаб ест обед из трех блюд, их, моряков, кормят воблой. В общем, как констатировал начальник 1-го специального отдела ВЧК Фельдман 10 декабря 1920 г., «делались выводы, что запахло старым режимом» .

При этом некоторые нововведения Раскольникова были вполне правильные (например, 28 июля он запретил отпуска, отлучки с корабля на берег и ночевки вне корабля  – т.е. во время войны, летом, когда корабли находятся «в кампании», часть экипажа находится неизвестно где). Однако, это не могло компенсировать тот разрушительный эффект, который Раскольников устроил на всем флоте своими действиями и личным примером.

В итоге 27 января 1921 г. Раскольников был смещен с поста командующего флотом и переведен на дипломатическую работу, а его место занял Кукель. Но дело уже было сделано – копившееся полгода недовольство матросов только искало повод, чтобы со всей силой разрядиться, и повод вскоре нашелся.

Экономические причины волнений в Петрограде

С января 1921 г. в Петрограде из-за нехватки топлива была остановлена работа многих фабрик и заводов. 18 января 1921 г. исполнительный комитет Петросовета постановил: «Ввиду возникших затруднений с подвозом топлива... в целях экономии топлива, принимая во внимание, что в течение настоящей недели предстоят два праздника (19 и 22 января), все заводы и фабрики гор. Петрограда закрываются на время с 19 по 23 января включительно...». Исключения делались лишь для некоторых предприятий (по ремонту транспорта, хлебозаводов и т. п.). Эта мера оказалась, однако, недостаточной, и уже 25 января Петросовет принял постановление закрыть с 1 февраля на неопределенный срок девять небольших фабрик и заводов и еще несколько полиграфических предприятий с общим числом рабочих 1938 человек; особо оговаривалось, что рабочие эти «будут распределены по другим заводам Петрограда». Увы, все это оказалось недостаточным, чтобы хоть как-то смягчить обостряющийся топливный кризис, и вечером 11 февраля 1921 г. Петросовет после бурного заседания вынес драматическое решение: закрыть до 1 марта 93 предприятия. Характерная деталь: заседание Совета заканчивалось в полной темноте – прекратилась подача электроэнергии. Список предприятий, подлежащих закрытию, был опубликован в газетах. В их число вошли такие гиганты, как Путиловский завод, Сестрорецкий, «Треугольник», Франко-русский (судостроительный), Лесснера (машиностроительные), завод Барановского (трубочный), «Лангензипен» (механический завод) и многие другие крупнейшие предприятия Петрограда. При этом рабочим и служащим закрываемых предприятий (а одних рабочих там было ок. 27.000 чел.) сохраняли положенные пайки и зарплаты .

Естественно, радости людям это не прибавило, и появился повод выплеснуть копившееся три года недовольство – активные боевые действия в европейской части России уже закончились, поэтому для обычного человека исчезла видимая причина ухудшения уровня жизни. (Хотя более осведомленные читатели понимают, что исправление ситуации не могло наступить сразу же – например, те же 4000 взорванных железнодорожных мостов и 12.000 неисправных паровозов не могли восстановиться сиюминутно в момент эвакуации сил Врангеля из Крыма). Уже с января начались выступления рабочих с экономическими требованиями, а 23 февраля остановился завод «Арсенал» – одно из крупнейших предприятий Петрограда (на тот момент там работало 1309 чел.), имевшее государственное значение (с момента основания Петром I и до той поры там выпускались артиллерийские орудия, а с 1973 г. – космические аппараты радиолокационной и радиотехнической разведки, системы морской, космической разведки и целеуказания) , где работа до этого не прекращалось даже в самое тяжелое время. Усилиями властей конфликт удалось не довести до острой фазы, но напряженность осталась. Утром 24 февраля около 200-300 рабочих с закрытого Трубочного завода (из общего количества 1167 рабочих) вышли на улицы Васильевского острова и сорвали работу на расположенной по соседству табачной фабрике «Лаферм», где были заняты в основном женщины, то же произошло и на Балтийском заводе. Около 10 часов утра собралась разнородная толпа численностью 2000–2500 человек, которая за пару часов превратилась в антиправительственную демонстрацию и около полудня толпа в 300–400 человек подошла к Дерябинским казармам, где находилась гауптвахта Петроградской морской базы, и потребовала освобождения арестованных; характерно, что в толпе уже находились вооруженные люди. За 10-15 минут они разоружили караул гауптвахты и освободили часть арестованных . 

В ответ на это во второй половине дня 24 февраля состоялось экстренное заседание бюро Петроградского комитета партии с повесткой «О мероприятиях завтрашнего дня в связи с мятежом на заводах», которое помимо прочего постановило:
«От имени Исполкома объявить военное положение, в развитие этого постановления дать приказ от военного совета. Военное положение входит в силу с момента фактического опубликования.

Хождение по улицам разрешается до 11 час. вечера.
Восстановить в районах отряды особого назначения, приведя их в боевую готовность.
Иметь в районах дежурную роту днем и ночью.
…
Поручить центральному штабу в кратчайший срок снабдить районы оружием...
…
Арестовать руководящую интеллигентскую группу эсеров и меньшевиков; аресты остальных руководящих групп поручить производить ЧК по предварительному соглашению с районами» .

25 февраля обошлось без таких эксцессов с разоружением военнослужащих, но похожие события прошли на Обуховском заводе, медеобрабатывающем заводе Розенкранца, в Экспедиции заготовления государственных бумаг, на кондитерской фабрике «Жорж Борман», Невской бумагопрядильной фабрике, в некоторых мастерских Путиловского завода и др. В итоге, к началу марта все эти волнения удалось успокоить раздачей дополнительных пайков и обещаниями оплатить все эти дни по установленным тарифам (кроме того, 28 февраля 1921 г. Совет Труда и Обороны в срочном порядке постановил ассигновать 10 млн. руб. золотом «для улучшений снабжения нуждающихся рабочих продовольствием и предметами первой необходимости» и закупить соответствующие товары за границей, и 1 марта это постановление за подписью В. И. Ленина было опубликовано в газетах), да и присутствие в каждом районе города хорошо организованных вооруженных людей тоже не способствовало желанию бунтовать дальше .
Однако, если  Петроград удалось успокоить, то в Кронштадте всё было впереди. 

28 февраля перед командой «Петропавловска» выступил старший писарь линкора Степан Максимович Петриченко. Он родился в Калужской губернии в 1892 г. и был призван на флот в 1913 г., попав на линкор «Петропавловск». Осенью 1919 г. во время «партийной недели» (когда численный состав партии спешно увеличивали за счет «преданных делу революции») он вступил в РКП(б), но в 1920 г. в ходе «перерегистрации» (фактически – завуалированной чистки, т.к. набрали много случайных людей) выбыл из партии. Летом 1920 г. побывал в Александровке (ныне – Запорожье), где с конца XIX в. жила его семья, а по возвращении одобрительно отзывался о движении Махно. Итак, на собрании Петриченко предоставил слово побывавшим в Петрограде – о чем именно они рассказывали, до сих пор точно не известно, но в принятой в итоге резолюции потребовали немедленные перевыборы Советов тайным голосованием, свободу слова для «анархистов и левых социалистических партий», ликвидацию политотделов, снятие заградотрядов, уравнение пайка «для всех трудящихся, за исключением горячих цехов», освобождение «политических заключенных социалистических партий», упразднение «коммунистических боевых отрядов» и т. д. На следующий день, 1 марта, попытались организовать подобное собрание в более широком составе и в телефонограмме в  Петроград попросили выделить беспартийных делегатов от линкоров, минной дивизии, подводных лодок и береговых частей. В итоге собрать удалось только матросов с «Севастополя»,  с частей Кронштадта и частей с южного берега Финского залива. В середине дня на Якорной площади Кронштадта состоялся митинг с участием примерно 12.000 чел.

Власть на этот раз приняла меры, и на митинг прибыл формальный глава государства председатель ВЦИК М.И. Калинин. Он попытался выступить, но говорить ему не дали, крича: «Брось, Калиныч, тебе тепло. Ты сколько должностей-то занимаешь и, поди, везде получаешь!». 

Пока шел митинг, мятежники методично брали власть в Кронштадте, в том числе и выставляли караулы из верных людей, поэтому когда после митинга Калинин поехал назад в Ораниенбаум его сначала не выпустили. Он вернулся в штаб крепости и выпустили его только после того, как комиссар БФ Н.Н. Кузьмин (находившийся в Кронштадте с 28 февраля) позвонил на «Петропавловск». Предложили выехать и Кузьмину, но он отказался.

В ночь на 2 марта во все части и учреждения Кронштадта поступила телефонограмма: «Ввиду создавшегося положения в Кронштадте в настоящее время партия коммунистов удалена от власти и управляет Временно-революционный комитет. Товарищи беспартийные! Просим вас временно взять управление в свои руки и зорко наблюдать за коммунистами и их действиями, проверять разговоры, чтобы нигде не делались какие-либо заговоры. Выбранный представитель от команды Кронштадтского района Яковенко».
Приказ стали претворять в жизнь. Например, командант форта «Тотлебен» Георгий Эрихович Лангемак (будущий разработчик отечественных твердотопливных ракет) был арестован восставшими в числе других большевиков, посажен на гарнизонную гауптвахту и приговорен к расстрелу. В изданной 2012 г. биографии Лангемака со ссылкой на неназванного офицера ему приписывают следующую мотивацию – он был против советской власти, но считал, что надо выступать позже, когда сойдёт лёд и крепость станет неприступной, поэтому не примкнул к восстанию 2 марта. Я позволю себе усомниться в верности данной версии, т.к. во-первых, озвучена она была в то время, когда любой поступок известного человека пытались объяснить антисовесткой фигой в кармане, а во-вторых, несмотря на суровые проверки после подавления мятежа, он прошел перерегистрацию в партии (а это было непросто – из примерно 2000 большевиков в Кронштадте на начало восстания на 31 марта было оставлено в партии только 400 чел.) и дальше начался взлёт его карьеры – 15 июня 1921 г. он был назначен командиром 2-го дивизиона артиллерии, начальником строевой части, 13 января 1922 г. – помощником начальника артиллерии крепости Кронштадта .

В тот же день, в 13 часов в Инженерном училище открылось «делегатское собрание» с участием более 300 чел. Открывший собрание Петриченко взял курс на открытое восстание. Выступивший там Кузьмин попытался ещё раз решить всё мирно и напомнил, что вооруженное восстание не решит проблем со снабжением и что «вожди-то сбегут, а вам отвечать придется», но доводы не подействовали. Его и председателя Кронштадтского Совета П. Д. Васильева арестовали и отправили в тюрьму, а вскоре там оказалось около 200 не поддержавших восстание большевиков. А ещё около 150 не попавших под арест, вооружившись винтовками и пулеметами, ушли по льду в Ораниенбаум . 
Итак, к 3 марта 1921 г. сложилась следующая ситуация: остров был в руках мятежников, а на материке власть прочно удерживала свои позиции. Перед обеими сторонами встал вопрос: что делать дальше?

Действия мятежников

В Кронштадте был сформирован Временный революционный комитет во главе с Петриченко, который был расположен на борту «Петропавловска». Там же собирался и военный совет с участием Козловского, бывших офицеров Соловьянова, Арканникова, Брусвека и др. Крепость и форты были разбиты на четыре боевых участка, разработан план мобилизации людских и материальных ресурсов, намечено взаимодействие сил и средств мятежной крепости и т. д. По окончании совещания Петриченко подписал, приказ о назначении Соловьянова начальником внутренней обороны крепости. Офицеры настойчиво предлагали решительные наступательные действия. В особенности важным они считали захват Ораниенбаума и его района, где, как было известно, у мятежников имелись сочувствующие в некоторых воинских частях, а самое главное – в Ораниенбауме на паровой мельнице хранилось около 60 тыс. пудов муки, тогда как запасы продовольствия в Кронштадте были ограниченны. Кроме того захват плацдарма на берегу Финского залива давал мятежникам возможность более активно влиять на Петроград. Ставился также вопрос о занятии Сестрорецка (на северном берегу залива), где не имелось советских войск. Однако  руководство мятежников ничего делать не стало .

Силы, имевшиеся в распоряжении восставших, оценить довольно трудно – орудия на кораблях и на береговых батареях посчитать можно, но что касается числа участников восстания, то можно указать только численность имевшихся в Кронштадте к началу восстания сил. Сколько из них было активными участниками, а сколько просто следовали в русле меняющейся обстановки, уже не скажет никто. В целом же, на 13-15 февраля 1921 г. в Кронштадте было с учетом корабельных команд 1455 командиров и 25.432 рядовых, из них гарнизон крепости (штаб, крепостная артиллерия, специальные механические и вспомогательные части, 187-я отдельная стрелковая бригада, 21-й воздухоплавательный отряд) составляли 16.468 чел. (из них 1078 командиров). В крепости имелось 40 батарей с орудиями различного калибра (111 тяжёлых, 84 легких, 33 зенитных), а также 97 бомбометов и 184 пулемета . 
Помимо этого на пяти самых мощных кораблях в Кронштадте всего было 32 305-мм орудий (24 с длиной ствола 52 калибра на дредноутах и 8 более старых 40-калиберных на броненосцах), 4 254-мм, 36 203-мм. Также  числилось 76 120-мм пушек, но к началу 1921 г. значительной их части уже не было, т.к. во время Гражданской войны пушки потребовались на вооружение речных кораблей и бронепоездов (например, летом 1918 г. с крейсера «Рюрик» было снято 17 из 20 120-мм орудий, отправленных затем на формирующиеся Северо-Двинскую, Волжскую и Онежскую флотилии, а также на бронепоезда ).

В тот же день, 3 марта, вышел первый номер газеты «Известия Временного революционного комитета». В нем были изложены главные требования мятежников.  Крупным шрифтом радостно отмечалось: «В Петрограде всеобщее восстание» .
Итак, чего же требовали мятежники? Первым пунктом стояли немедленные перевыборы советов тайным голосованием, а кроме того «собрать не позднее 10 марта 1921 г. беспартийную конференцию рабочих, красноармейцев, матросов гор. Петрограда и Кронштадта и Петроградской губернии». В данном случае, нельзя не вспомнить профессора Преображенского, осуждавшего идеи «космического масштаба и космической глупости». Дело в том, что имевшиеся на начало 1921 г. советы с большевиками во главе не завелись сами по себе, а стали итогом трехлетней гражданской войны, т.е. показали большую жизнеспособность и адекватность окружающим условиям, чем все остальные идеи. Не большевики были виноваты в том, что эсеры, когда-то сделавшие обыденным явлением убийства царских министров и губернаторов, а затем вошедшие в состав Временного правительства, оказались в итоге неспособны удержать эту власть даже при военной помощи Антанты. Никто, кроме них самих, не виноват в том, что успехи анархистов и меньшевиков были, мягко говоря, очень скромными. А кронштадтские мятежники требовали пересмотра итогов гражданской войны в пользу проигравших, но поскольку в тех условиях мирного пересмотра не получилось бы, ибо с трудом полученную власть просто так не отдают, то кронштадтская резолюция – это плохо завуалированное желание продолжить гражданскую войну с новыми жертвами.

Действия красных

Восстание в Кронштадте поставило центральную власть в сложное положение. Во-первых, это пусть и локальное событие не добавляло стабильности в стране. Во-вторых, подрывалась мощь единственного в стране полноценного флота – у Москвы остался один дредноут из трех. В-третьих, из Кронштадта по льду шли агитаторы на материк, поэтому можно было ожидать повторения мятежа в большем масштабе.

Впрочем, у людей центрального правительства была решимость, организованность и уверенность в своей правоте – самое главное, что требуется в такой ситуации. На начало мятежа отреагировали оперативно – 1 марта все коммунисты Укрепленного района южного побережья Финского залива (УРЮП) перешли на казарменное положение, было установлено круглосуточное дежурство в штабах и учреждениях, из сотрудников политотдела, особого отдела и ревтрибунала составили сводный боевой отряд. В Ораниенбаум срочно вызвали бронепоезд и кавалерийский эскадрон. Поэтому выступления в пользу Кронштадта на материке были быстро подавлены. Например, в ночь с 1 на 2 марта в рабоче-конвойном морском отряде был созван митинг побывавшими на Якорной площади матросами, на котором приняли резолюцию с поддержкой действий мятежников и создали свой революционный комитет, но следующей ночью отряд был окружен 187-й бригадой и разоружен. 2 марта в воздушном дивизионе гидросамолетов в Ораниенбауме прошел митинг по главе с командиром дивизиона Н.А. Колесовым, где была принята резолюция в пользу кронштадтских мятежников, а сам Колесов созвонился с Кронштадтом и пообещал наладить связь по воздуху с Кронштадтом, после чего распорядился «готовить аэропланы и автомобили и греть касторку» (в то время касторовое масло использовалось в качестве смазки в авиационных двигателях). Но на рассвете 3 марта казармы дивизиона окружили верные советской власти войска при поддержке броневика, разоружили личный состав и арестовали зачинщиков. Примечательно, что 7 марта кронштадтские «Известия Временного революционного комитета» сообщили читателям о расстреле Колесова в Ораниенбауме, хотя в действительности это произошло только 20 апреля; а 9 марта «Известия…» поместили большую (для этой газеты) статью: «Первые жертвы 3 революции (к истории расстрелов в Ораниенбауме)», где красочно описывалось, как мятежный дивизион был подавлен силами четырёх бронепоездов, тяжёлой артиллерии, курсантов из Орла, Нижнего Новгорода и Москвы и московских чекистов. Видимо, только хорошо видимый читателям лёд на Финском заливе не позволил написать, что против мятежных авиаторов большевики двинули ещё и дредноуты «Гангут» и «Полтава».

Однако если для поддержания порядка на берегу сил хватало, то для восстановления контроля над островом их было недостаточно. В декабре 1825 г. великому князю Николаю Павловичу было легче – на Сенатскую площадь мятежники вывели менее 3000 чел., так что он смог выбрать из 60.000 столичного гарнизона 12.000 наиболее верных и двинуть их на подавление беспорядков. А в марте 1921 г. основные силы Красной Армии находились далеко от Петрограда,  на линии соприкосновения с польскими войсками (мирный договор с Польшей будет подписан только 18 марта), на юге в боях с Махно и Антоновым, на Дальнем Востоке и в Средней Азии. В районе северной столицы сил было мало, т.к. после подписания мирных договоров с Эстонией и Финляндией (в марте и октябре 1920 г.) обстановка там была достаточно мирной, и потому там имелась только 11-я стрелковая дивизия, которую спешно усилили курсантами. Поэтому первое время приходилось «скрести по сусекам» – например, в Петрограде был мобилизован «всевобуч» («Всеобщее военное обучение» – система обязательной военной подготовки граждан без отрыва от производства). Эти силы использовались для поддержания порядка внутри города, позволив направить на фронт настоящих красноармейцев. 5 марта началась переброска в Петроград из Гомеля 27-я стрелковая дивизия . 

Было принято вполне логичное решение – наступать на Кронштадт с двух сторон: северного и южного берегов Финского залива. Северная боевая группа (начальник Е. С. Казанский), сосредоточенная в районе Сестрорецка, насчитывала всего лишь 3763 человека (из них самой боеспособной частью был отряд петроградских курсантов – 1195 бойцов). Южная группа (начальник А. И. Седякин) насчитывала 9853 человека. Здесь лучшим подразделением являлась сводная дивизия под командованием П. Е. Дыбенко, в которую вошло три стрелковые бригады – 32-я (командир М. Рейтер), 167-я (Н. Бобров) и 187-я (И. Федько), а также несколько отрядов из мобилизованных коммунистов; также в этой группе имелся резерв численностью около 4.000 чел. Таким образом, Северная боевая группа была численно меньше Южной, однако боеспособность ее личного состава оценивалась более высоко (прежде всего за счет подразделений красных курсантов, тогда как 561-й пехотный полк из состава 187-й бригады состоял преимущественно из солдат бывших белых армий и махновцев) .

Пока проходила перегруппировка правительственных сил, активные действия могла вести только авиация, но и это не получалось из-за недостаточных сил и погоды. К началу мятежа в том районе были две авиационные группы: 1-я, подчиненная Петроградскому военному округу (4 авиаотряда, в составе которых были 10 разведчиков, из них 4 исправных, 1 исправный истребитель, 5 (4) аэростатов и 3 лебедки к ним) и 2-я, подчиненная Балтийскому флоту (2 дивизиона – 15 (6) разведчиков и 12 (4) истребителя). 15 исправных самолётов было недостаточно, поэтому 5 марта в Петроград прибыла эскадрилья Западного фронта (4 авиаотряда – 4 разведчика и 14 истребителей, все исправные). Правда, оказалось, что 2/3 исправных самолётов составляют истребители, бесполезные в данных условиях, т.к. своей авиации у мятежников не было. 

Днем 5 марта 1921 г. в Петроград прибыли главком С. С. Каменев, командующий Западным фронтом М. Н. Тухачевский и другие руководящие работники РВСР. Тогда же был отдан важный оперативный приказ о мерах по ликвидации кронштадтского мятежа:
«1. Восстановить 7-ю армию, подчинив её непосредственно Главнокомандованию. 
2. Временное командование 7-й армией возложить на т. Тухачевского с оставлением его в должности командзапа. 
3. Временному командарму-7 т. Тухачевскому подчинить во всех отношениях все войска Петроградского округа, командующего войсками Петроградского округа и командующего Балтфлотрм. 
4. Командующего войсками Петроградского округа т. Аврова одновременно назначить комендантом Петроукрепрайона». 
Далее в приказе предписывалось предложить кронштадтским мятежникам сдаться, а в противном случае начать военные действия. Приказ вступил в силу 5 марта в 17:45.

На следующий день был издан приказ с «последним предупреждением» гарнизону Кронштадта о сдаче, и 20.000 листовок с текстом приказа были сброшены с самолета-разведчика «Сопвич» над мятежной крепостью. Советское командование приказывало мятежникам немедленно сложить оружие, обезоружить упорствующих, освободить из-под ареста командиров и комиссаров .
Сдаваться мятежники не собирались, поэтому Тухачевский издал приказ № 013/К, согласно которому в 18:00 7 марта должна была начаться артподготовка, а «воздушной эскадрилье атаковать броненосцы и казармы Кронштадта сегодня в 18 часов». (Стоит отметить, что воздушый удар по линкорам был бессмысленным – бомб крупнее 32 кг у советской авиации в районе Кронштадта не было, а начавшиеся вскоре, в том же 1921 г. эксперименты генерала Митчелла показали, что линкор и броненосец можно потопить лишь как минимум 450-кг бомбами).

Главной силой для борьбы с морской крепостью в первое время должна была стать артиллерия, но с артиллерией правительственных сил вопрос довольно сложный. В советское время исследователи обычно писали только о полевой артиллерии, оставляя за рамками артиллерию на фортах по берегам Финского залива. Однако, тут и начинается проблема в оценке боеспособности, т.к. в ходе Первой мировой войны значительная часть артиллерии этих фортов была демонтирована и установлена на островах Переводой артиллерийской позици (например, в марте-апреле 1916 г. с 1-го северного форта демонтировали все 12 229-мм орудий обр. 1877 г. , а осенью 1917 г. четыре 254-мм оруддия батареи № 67 форта «Обручев» были отправлены на остров Лавансаари (примерно в 100 км западнее Кронштадта) и т.д.), а после потери нашей страной контроля над этими островами были утрачены и орудия. Самым мощным из этих фортов был «Краснофлотский» (бывший «Красная горка», переименованный после восстания в 1919 г., но новое название не прижилось) с 8 305-мм и 8 254-мм орудиями. 

Что же касается полевой артиллерии, то её у красных было недостаточно, и материальная часть для решения такой задачи совершенно не подходила. У войск Южной группы было 18 батарей, у Северной – 9, но это были в подавляющем большинстве лёгкие полевые орудия, и имелось только 3 тяжелых батареи, но и там калибр не превышал 152 мм. Расстояние от южного берега до Кронштадта составляет 5-6 км, с северного – вдвое больше. Если вести огонь по самому острову Котлин, а не по фортам в заливе, то можно действовать только с южного берега и то на пределе дальности. Форты, конечно, попадают в зону досягаемости, но тут следует вспомнить, что они (даже построенные в 1860-70-х ещё до эпохи бетона) строились в расчете на обстрел артиллерией крупных боевых кораблей, чьи снаряды многократно превосходили по поражающей способности 6,2-кг осколочно-фугасные снаряды советских трехдюймовок. Совершенно не удивительно, что артподготовка 7 марта ощутимых результатов не принесла. Артиллерия Северной группы выпустила 2.435 снарядов, Южной – 2.724 (из них всех только 85 152-мм), но 8 марта воздушная разведка доложила, что снаряды ложились у крепости с большим недолетом, а «в самом городе и на стоящих в гавани двух линкорах разрушений не обнаружено» . Мятежники в «Известиях…» от 8 марта так оценили результаты обстрела: «У нас два красноармейца ранены и доставлены в госпиталь. Нигде никаких повреждений нет».