Великое Посольство Петра I как переломная точка в развитии России

Здесь представлена работа в номинации "Переломные точки русской истории" конкурса "Наследие предков - молодым" 2018 года. Автор - Провоторова Ирина (Воронежская область, Семилукский район, с. Губарёво). Подробнее о конкурсе: https://vk.com/vrn_nasledie

Тема моего исследования – «Переломные точки русской истории». В нашей истории таких точек можно найти несколько: распад СССР, Февральская и Октябрьская революции 1917 г., царствование Ивана Грозного, правление Екатерины Великой, Великое посольство Петра I и т.д. На одном из этих событий и хотелось бы остановиться.

Я считаю, что наиболее значимым и переломным моментом русской истории является правление Петра I. В петровскую эпоху было совершено немало преобразований – учреждён Синод, Сенат, введены коллегии, построен флот. По моему мнению, всего этого не было бы, если бы Пётр не отправился за границу, в знаменитое Великое посольство.

Великое посольство 1697-1698 гг. – знаменательное событие русской истории, одно из уникальнейших явлений, оказавшее огромное влияние на дальнейшее развитие России[1]. Пётр, побывав за границей и увидев устройство европейской жизни, многое изменил в своём государстве по западному образцу. На то время далеко не всем эти перемены пришлись по душе, но, несомненно, они позволили России встать в один ряд с европейскими державами и догнать их в военном и экономическом развитии. Если бы посольство не состоялось, неизвестно, какие бы преобразования провёл Пётр, и куда бы они привели Россию. Поэтому я считаю, что именно Великое посольство является наиболее главным переломным моментом в русской истории, когда Россия, благодаря Петру, решила встать на западный путь развития, переняв опыт Европы.

Николай Иванович Павленко, один из крупнейших исследователей петровского времени, в своей книге «Соратники Петра» пишет, что в том, что посольство состоялось и приобрело такое значение, заслуга, прежде всего, Петра I[2]. «Как пишет П. П. Шафиров, во всем «повинен разум царя», «острый, от натуры просвещенный». Первое определение бесспорно, но очевидно, что просвещенность – качество не врожденное. Также очевидно, что одним из важнейших «просветителей» Петра был Ф. Я. Лефорт. Именно он сумел заронить в сознании юного царя желание «видеть европейские политизированные государства, которых ни он, ни предки его ради необыкновения по прежним случаям не видали». Кто именно подсказал Петру идею отправиться за границу в составе Великого посольства, можно только догадываться, но, несомненно, идея эта напрашивалась»[3].

Каковы же были изначально причины и цели Великого посольства? Я считаю, что это был целый комплекс вопросов, которые по тогдашней обстановке в Русском государстве необходимо было решать немедленно, иначе отставание от развития Запада стало бы катастрофическим. Официально, согласно царскому указу, столь представительная миссия отправлялась «для подтверждения прежней дружбы и любви, для общих всему христианству дел, к ослаблению врагов Креста Господня – салтана турскаго и хана крымскаго и всех бусурманских орд, к вящему приращению всех государей христианских»[4]. Иными словами, по официальной версии, посольство направлялось в Европу для того, чтобы сплотить антиосманскую коалицию и приобрести новых союзников. Историк петровской дипломатии Н. Н. Молчанов считает, что содержание официальных документов не отражает главную задачу посольства. Для такого мнения имеются, казалось бы, веские основания – неутешительные итоги деятельности Петра и послов на дипломатическом поприще относительно турецкого вопроса и последующие смещения акцентов во внешней политике России с южного направления на северное.

По свидетельству П. П. Шафирова, состоявшего в штате посольства переводчиком, царь отправлялся за границу и для того, чтобы познакомиться с европейскими порядками и нравами, перенять полезные из них и своим примером побудить к этому своих подданных. Так же одной из причин можно назвать желание Петра увидеть технические новинки Западной Европы, о которых царь был наслышан от людей, знакомых ему по Немецкой слободе.

Но я считаю, что главной причиной посольства являлась необходимость построения в России сильного флота. В то время в России флот находился на начальной стадии своего развития. Корабельные верфи нуждались в мастерах морского дела, а флоту необходим был офицерский состав. В России обученных этому делу людей не было, знающих офицеров – тоже. Чтобы решить эту задачу Пётр идёт на необычный шаг – посылает за границу молодых дворян для изучения кораблестроения[5]. Вот как описывает это событие и дальнейшие действия царя русский историк XIX в. С. М. Соловьёв: «Пятьдесят комнатных стольников и спальников отправлены были с этой целью за границу: 28 в Италию, преимущественно в Венецию, 22 в Англию и Голландию. Позже у царя в голове созрела мысль снарядить за границу посольство. Молодые придворные были посланы учиться за границу: но как они там будут учиться и у кого? И как потом узнать, хорошо ли они выучились и к чему способны? Надобно, чтоб кто-нибудь прежде них там выучился, все узнал, и кто ж мог быть этот человек, как не сам шкипер, бомбардир и капитан Пётр Алексеев? При повороте народа на новый путь самодержавный царь, одаренный необыкновенными силами духа, взял на себя руководительство. Выучиться у иностранцев тому, чем они превосходили русских, сделалось главною целию, ясно сознанною, и Пётр начал дело уже в России: его шкиперство, бомбардирство и капитанство показывают это прямо; выучиться в России нельзя, надобно ехать за границу – и Пётр поедет туда, поедет не как царь, но как ученик, как корабельный плотник, ибо его посланничество другое: он великий человек, начальник нового общества, начальник новой истории своего народа. Надпись на печати писем Петровых, присылаемых из-за границы, говорила: "Аз бо есмь в чину учимых и учащих мя требую". Чему же будет Пётр особенно учиться за границею? Корабельному искусству, ибо это была его страсть, которая оправдывалась тем, что достижение моря было заветною целию России XVI и XVII века, было царственным преданием для Петра; кроме того, в настоящую минуту Пётр сознавал, что только морем можно с успехом воевать турок»[6]. 

Так же, согласно наказу царя, послам надлежало за границей «к службе морской сыскать капитанов … порутчиков и подпорутчиков … добрых боцманов, констапелев (корабельных артиллеристов), стурманов, матрозов», нанять мастеровых людей разных специальностей и закупить для строившегося флота необходимое количество инструментов, материалов и прочих корабельных принадлежностей[7].

Каковы же были тогда цели посольства? Они плавно вытекают из его причин. Желание построить сильный флот в России трансформировалось в цели обучения кораблестроению и найма определённых специалистов, желание увидеть технические новинки – в подробное ознакомление с ними в странах и городах Европы, а желание познакомиться с европейскими порядками – в постоянное общение с жителями Западной Европы, причём как и с высшими чинами, так и с простыми людьми. Все эти задачи, органично дополняя друг друга, образовывали единый блок. При этом, в каждой стране пребывания посольства, на первый план выходило то или иное направление его деятельности. Так, в Голландии и Англии в первую очередь решался комплекс вопросов, касавшихся корабельного дела, а в Австрии усилия послов и прежде всего самого царя, были сосредоточены на том, чтобы укрепить союзнические отношения с Веной[8].

«Указ об отправлении посольства был объявлен 6 декабря 1696 г.»[9], –  пишет русский историк Н. И. Павленко. «Государь указал для своих великих государственных дел послать в окрестные государства к цесарю, к королям английскому и датскому, к папе римскому, к Голландским Штатам, к курфюрсту Бранденбургскому и в Венецию великих и полномочных послов: генерала и адмирала, наместника новгородского Франца Яковлевича Лефорта, генерала и воинского комиссара наместника сибирского Фёдора Алексеевича Головина и думского дьяка, наместника болховского Прокофия Богдановича Возницына»[10].

По заведённому обычаю, во главе посольства был один посол; однако Петр поступил по-своему, и поставил трёх послов[11]. «В ранге первого посла ехал Франц Лефорт. Место царского фаворита в посольстве определялось не опытом и знаниями по части дипломатии, а соображениями иного плана: наличием у генерала и адмирала заграничных связей, его весёлым и общительным характером, а также умением держаться в обществе. Вторым послом значился талантливый дипломат, руководитель посольского приказа Фёдор Алексеевич Головин. За плечами Головина – многолетний опыт дипломатической службы. Этого общительного и хлебосольного человека отличала основательность в выполнении любого поручения. Занимая вторую должность в посольстве, Головин фактически являлся главным исполнителем повелений Петра. На пост третьего посла Петр назначил Прокофия Богдановича Возницына. Быть может, Прокофий Богданович и не владел легкостью в общении, присущей Лефорту, и не обладал государственным умом талантливого Головина, но он постиг все тонкости дипломатического ремесла, умел защищать интересы России и сохранять при переговорах непроницаемость»[12], – пишет Павленко. Как мы видим из вышесказанного, Пётр отказался от традиции ставить во главе посольства одного человека, и поставил трёх, причём очень отличавшихся друг от друга людей, каждый из которых обладал своими достоинствами: Лефорт – лёгкостью в общении, Головин – многолетним опытом службы на дипломатическом поприще, а Возницын – хладнокровным умением стоять на своих позициях.

Подготовка к посольству началась немедленно, потому что это было непростое дело. Чтобы удовлетворить нужды посольства требовался огромный штат обслуживающего персонала, а именно: переводчики, подьячие, врачи, скорняки[13]. Кроме всего этого, «посольство везло с собой традиционные подарки – меха, причем на колоссальную сумму – 70 000 рублей»[14]. Кроме того, посольство нуждалось ещё и в охране, и вместе с солдатами охраны численность посольства составила более 250 человек, а его кортеж насчитывал тысячу саней[15].

Я считаю, что такая тщательная подготовка не была случайной. Видно, что Петр I относился к этому действу серьёзно. Царю было важно, чтобы посольство проделало определённую работу, приобрело западных союзников, о чем говорит большое количество заготовленных подарков, посмотрело на заграничные нравы, обучилось кораблестроению, и, самое главное, смысл всех этих действий заключался в том, чтобы они не были напрасными и привели Россию к процветанию.

Также можно отметить две особенности этого посольства[16]. Первая состоит в том, что в посольство входили волонтеры – лица, которые лично были известны царю по кораблестроению в Переславле и Воронеже, а так же по Азовским походам, и их целью было научиться военно-морскому делу[17]. Вторая особенность Великого посольства была в том, что в его составе Пётр I поехал не как государь, а как частное лицо, под именем десятника второго десятка Петра Михайлова[18]. «Хотя посольской свите строго-настрого запрещалось говорить о присутствии государя, весть о том, что в составе посольства находится русский царь, опережала продвижение его на запад. Отправляясь в путь под именем Петра Михайлова, царь, видимо, стремился избежать утомительного этикета при встречах с западноевропейскими монархами, а главное, руководствовался соображением, что царские регалии несовместимы с топором, которым он наряду с прочими волонтерами намеревался работать на верфях»[19], – рассказывает Павленко в своей книге «Пётр Великий».

Я считаю, такой поступок Петра говорил о том, что он хотел изнутри, как можно лучше узнать военно-морское дело, ведь обучение этому ремеслу составляло главную цель посольства. Петр I понимал, что без военно-морского флота у России мало шансов быть на равных с европейскими державами. Кроме того, Петр хотел лично проконтролировать обучение корабельному делу выбранных людей.

Подготовка к отъезду Великого посольства длилась более трёх месяцев: велась дипломатическая переписка с европейскими государствами, подготавливались дорогие подарки, комплектовался штат посольства[20]. Петр I лично заведовал этой подготовкой. Также царь сам выработал инструкцию послам и ученикам-волонтерам[21]. «Инструкция послам включала второстепенные и третьестепенные поручения, но главные задачи посольства ни в одном документе не формулировались, поскольку в его состав входил сам царь. Вторая инструкция была предназначена волонтёрам, и она представляла собой программу их обучения. Эта программа предусматривала два цикла: первый, обязательный для всех волонтеров, имел в виду изучение минимума военно-морских знаний, т.е. кораблевождения, управления боевыми действиями; а второй цикл, факультативный, рекомендовал овладеть кораблестроением»[22], – пишет Павленко. Все эти действия Петра так же говорят о том, что он считал эту поездку очень значимой для дальнейшего развития государства.

Перед тем, как выехать из страны, Пётр на время поручил управление государством «князю-кесарю» Фёдору Ромодановскому и боярину Тихону Стрешневу[23]. 2 марта 1697 г. первая часть посольства с подарками и казной отъехала из столицы, а через неделю отправился и сам Пётр[24]. Через две недели посольство достигло границ русского государства, и далее через Ригу оно отправилось в Митаву, где ему был оказан радушный и пышный прием[25]. Несмотря на это, посольство в Митаве не задержалось, потому что этот город не мог похвастаться ни крепостью, ни мануфактурами, ни артиллерийским парком, ни учебными заведениями[26]. Как мы видим, царя интересовало исключительно то, что могло пригодиться для государственного развития: устройство учебных заведений, мануфактур, артиллерия т. д.

После пребывания в Митаве Петр вместе с волонтёрами решил отправиться в Кёнигсберг, но царь решил добраться морем, и прибыл на 11 дней раньше посольства, 7 мая,  которое добиралось по суше[27]. В Кёнигсберге Пётр познакомился с главным инженером прусских крепостей подполковником Штейтнером фон Штернфельдом, и под его руководством занялся изучением артиллерии[28]. После своего обучения у фон Штернфельда, по возвращению в Москву Петр I получил от него аттестат: «Я, Генрих Штейтнер фон Штернфельд, … свидетельствую, что предъявитель сего, московский кавалер … Петр Михайлов … желает изучить огнестрельное искусство. Я тем охотнее согласился удовлетворить его желанию, что видел в нём высокопохвальное рвение к столь необходимому искусству … он оказал такие успехи и приобрёл такие сведения, что везде за исправнаго, осторожнаго, благоискуснаго, художественнаго и бесстрашнаго огнестрельного мастера и художника признаваем и почитаем может быть»[29], – пишет Устрялов. Как мы видим, как только Пётр оказался за границей, он при первой же возможности приступил к изучению артиллерии, что говорит о его большом желании познать новое.

Так же нужно отметить, что в Брандербургском курфюршестве уже как государь Пётр беседовал с его курфюрстом, Фридрихом III[30]. Фридрих III был заинтересован в заключение союза с Россией, и между нашим государством  и курфюршеством был заключён союзный договор[31].

Из Кёнигсберга царь с Великим посольством отправился в Голландию[32]. Самое примечательное событие в этом путешествии – встреча Петра с двумя курфюрстинами: Софией Ганноверской и её дочерью Софией Шарлоттой Брандербургской[33]. Обе женщины поделились впечатлениями о встрече  с русским царём, о его внешности, манерах и способностях[34]. Вот как описывает встречу с курфюрстинами историк С. М. Соловьёв: «Свидание Петра с курфюрстинами происходило в герцогстве Цельском, в местечке Коппенбрюгге. Сначала царь не хотел идти к ним и долго отговаривался, наконец пошёл с условием, чтоб не было никого посторонних. Он вошёл как застенчивый ребенок, закрыл лицо руками и на все любезности отвечал: "Не могу говорить", потом, однако, разговорился, особенно за ужином, застенчивость пропала, и он позволил войти в залу придворным курфюрстин, поил мужчин вином из больших стаканов, танцевал; веселье прошло далеко за полночь. Царь с удовольствием слушал итальянских певиц, но сказал при этом, что музыку не очень уважает. На вопрос старой курфюрстины, любит ли он охоту, отвечал: "Отец мой был страстный охотник, но я не чувствую к этой забаве никакой склонности, очень люблю кораблеплавание и фейерверки". При этом он показал свои руки, ставшие жёсткими от работы. София-Шарлотта, описывая Петра, говорит: "Я представляла себе его гримасы хуже, чем они на самом деле, и удержаться от некоторых из них не в его власти. Видно также, что его не выучили есть опрятно, но мне понравились его естественность и непринужденность". Курфюрстина-мать пишет: "Царь высок ростом, у него прекрасные черты лица и благородная осанка; он обладает большою живостию ума, ответы его быстры и верны. Но при всех достоинствах, которыми одарила его природа, желательно было бы, чтоб в нём было поменьше грубости. Это государь очень хороший и вместе очень дурной; в нравственном отношении он полный представитель своей страны. Если б он получил лучшее воспитание, то из него вышел бы человек совершенный, потому что у него много достоинств и необыкновенный ум»[35].

«Впечатления обеих женщин схожи в главном: они отмечают плохое воспитание царя и его необыкновенный ум, дарованный природой; кроме того, им импонировала непосредственность царя»[36], – пишет Павленко. Эти впечатления – очень интересный источник для нас. Он даёт взгляд на Петра со стороны, мы можем видеть, каким воспринимали его европейцы, чему удивлялись, в чём видели его достоинства и недостатки.

Из Коппенбрюгге царь и Великое посольство направилось в Голландию. Почему же эта страна была главной целью Петра? Голландия интересовала Петра, прежде всего, как морская держава и богатейшая страна Западной Европы, славившаяся кораблестроением, развитой промышленностью и торговлей[37]. С представителями этой страны, с обычаями и нравами её жителей царь успел познакомиться задолго до приезда туда, а знание голландского языка упрощало общение с населением[38]. Как мы видим, Голландия была выбрана неслучайно: этому способствовал ряд факторов, таких, как её развитые кораблестроение, промышленность, торговля, и знание Петром голландского языка.

В начале августа 1697 г. Пётр прибыл в Амстердам с 18 волонтерами и их прислугой[39]. 8 августа царь переехал в Саардам – небольшой городок на морском побережье[40]. «Прибыв туда, он случайно увидел кузнеца Киста, который прежде проживал в Москве. Кист, сидя в лодке, ловил рыбу. Пётр окликнул его. Кист и глазам не поверил, когда увидел перед собою русского царя. Пётр просил его никому не говорить, кто он такой, и пожелал поселиться у него на некоторое время. Кист изумился и сказал, что у него домик бедный и небольшой, в два окна, и царю будет тесно жить. Пётр настаивал, и Кист уступил ему половину домика. На другой день Пётр оделся голландским плотником, накупил инструментов, отправился на верфь и там записался плотником»[41], – так красочно описывает эти события Пузицкий.

Из этого отрывка можно сделать вывод о том, что Пётр был не прихотлив, его не стесняли подобные условия. Также можно говорить о том, что царь хотел таким образом сохранить своё инкогнито. Но как ни пытался Пётр это сделать, у него не вышло: его быстро узнали голландцы, прежде бывавшие в Москве. «Стеснительному Петру это доставило немало огорчений – каждый его шаг находился под наблюдением не только любопытных саардамцев, но и других жителей страны, специально приезжавших поглядеть, как русский царь ловко управлялся яхтой, работал топором или строил мельницу. В итоге царь пробыл в Саардаме неделю»[42], – пишет Павленко.

В свободное от работы время Пётр с любопытством рассматривал заводы, фабрики, лесопильни, маслобойни, склады, мастерские и т.п.; расспрашивал везде рабочих этих предприятий[43]. Из этого можно сделать вывод о том, что Пётр ни на минуту не знал покоя, он был очень любознателен, его интересовало буквально всё.

16 августа 1697 г. состоялся торжественный въезд посольства в Амстердам, столицу Нидерландов: он сопровождался артиллерийским салютом, барабанным боем, приветственными речами и толпами людей вдоль улиц[44]. В свите посольства находился и Пётр, прибывший для этого из Саардама, одетый в кафтан, красную рубаху и войлочную шляпу[45] – простую плотницкую одежду. В тот же день, 16 августа, Пётр познакомился с Николаем Витзеном – бургомистром Амстердама, одним из директоров Ост-Индской компании[46]. Витзен знал русский язык, потому что раньше бывал в России[47], и это значительно облегчали общения его и Петра. «Этот крупный администратор и учёный стал своего рода опекуном Великого посольства. Он устраивает Петра и других волонтёров на верфь Ост-Индской компании, а её директора выносят решение заложить корабль, чтобы «знатная особа, пребывающая здесь incognito», могла изучить все этапы его постройки»[48], – читаем у Виктора Ивановича Буганова в книге «Мир истории: Россия в XVII столетии».

20 августа Пётр с десятью волонтёрами перебрался на верфь Ост-Индской компании и под руководством корабельного мастера Поля начал обучаться кораблестроению, работая рядовым плотником[49]. «Остальные волонтеры были определены в зависимости от наклонностей: по два человека к мачтовому, блочному и ботовому делу, семь человек обучалось ремеслу матросов»[50], – пишет Павленко в книге «Пётр Великий». Как мы видим, Петру не терпелось приступить к обучению кораблестроению.

Для того, что самому постичь премудрости кораблестроения, Петру была нужна практика, и для этого под руководством того же мастера Поля 9 сентября 1697 г. был заложен фрегат длиною 100 футов, названный именем Св. Апостолов Петра и Павла[51]. «Работа была очень тяжёлой, но Пётр, не требовательный в одежде и еде, равнодушный к комфорту, не замечал трудностей. То же можно сказать о Меншикове, Головкине и пр.»[52], – пишет Буганов в книге «Пётр Великий и его время». 16 ноября корабль, над сооружением которого трудились Пётр и волонтёры, был спущен на воду[53]. Ученики получили свидетельства об овладении корабельным мастерством, подписанные мастером Полем[54]. Пётр смог поучаствовать в строительстве современного по тем меркам и прекрасно оснащённого корабля, и эта работа позволила ему постичь все тонкости корабельного дела на практике. Позже полученные здесь знания царь применял в России при строительстве флота. 

Трудясь на верфи, Пётр одновременно руководил работой Великого посольства и следил за переговорами с французами с Рисвике[55]. «Пётр настолько дорожил работой на верфи, что сократил до минимума своё участие в светских раутах и церемониях»[56], – пишет Павленко. Нельзя не отметить очень важную встречу Петра с Вильгельмом Оранским, штатгальтером Нидерландов и королём Англии под именем Вильгельма III.  Ещё при въезде Великого посольства в Голландию, Вильгельм Оранский выдвинул предложение о встрече с русским царём, не зная, что тот уже находится в стране и орудует топором на верфи[57]. Вот как описывает их встречу Буганов в своей книге «Пётр Великий и его время»: «Беседовали они вдвоём, с глазу на глаз; о содержании их разговора ничего не известно. Оба, что было очень существенно, лично узнали друг друга. Пётр, наконец, увидел правителя, которого очень уважал, видел в нём героя ещё по рассказам иностранцев в московской Немецкой слободе. Опытный же штатгальтер, человек сдержанный, хладнокровный, вероятно, с интересом смотрел на молодого и порывистого правителя «варварской» Московии»[58].

Нельзя забывать о том, что одна из главных задач Великого посольства –привлечение Нидерландов к активному участию в войне с Османской империей[59]. «Переговоры на этот счёт могли начаться только после официального представления посольства высшему сословно-представительному органу – Генеральным Штатам. Для этого 17 сентября посольство переехало из Амстердама в Гаагу. Аудиенция посольства состоялась 25 сентября: Ф. А. Головин на этой аудиенции подчеркнул успех русского оружия в войне с Османской империей, заверил, что царь не прекратит войны до тех пор, пока «силы басурманские не будут повержены», и заявил, что государь поручил послам обсудить с Генеральными Штатами вопрос об участии Нидерландов в военных действиях против османов. Началась будничная работа посольства»[60], – рассказывает Павленко.

С конца сентября до середины октября состоялось несколько встреч и переговоров русских послов со специальной комиссией, назначенной Генеральными Штатами[61]. Пётр не оставил без внимания эти переговоры: он внимательно следил за ходом дела, составлял инструкции для послов[62]. «Русская сторона ставила вопрос о голландской помощи России в войне с Турцией: настаивала о вступлении Голландии в войну на стороне России, а также о помощи корабельными припасами и деньгами для строительства флота»[63]. Взамен же Россия предложила Нидерландам право торговли через нашу страну со странами Востока, но голландцы были непреклонны: они отказали нашим послам, потому что Голландия не была столь заинтересована в торговле с Россией; к тому же, Голландия не хотела осложнять отношения с Францией, с которой недавно заключила мир[64]. 21 октября 1697 г. посольство вернулось в Амстердам, и с этого времени оно утратило статус дипломатического представительства[65]. Как мы видим, дипломатическая миссия завершилась неудачно: союз с Голландией продлить не удалось.

Однако обучение кораблестроению и переговоры с Генеральными Штатами о союзе против Порты не были единственными целями Великого посольства в Голландии. Также одной из важных целей был наём иностранных специалистов и покупка инструментов и вооружения. Эта цель потребовала от посольства значительных усилий[66]. «Стремление великих послов решить эти задачи не встретило понимания у правительства Нидерландов, поэтому посольству пришлось нанимать специалистов и совершать необходимые закупки без его содействия, частным порядком. Наём специалистов военно-морского дела начался с октября 1697 г. и продолжался до открытия навигации следующего года. 3 июня 1698 г. четыре корабля высадили в Архангельске разноязычную толпу морских и сухопутных офицеров, а также кораблестроителей общей численностью 672 человека. Голландцы преобладали среди элиты нанятых (капитанов и поручиков), а большинство матросов были шведы и датчане»[67], – рассказывает Павленко. Так же было закуплено и доставлено в Россию несколько десятков тысяч ружей новых марок, разные военные материалы, морские приспособления[68].

Помог посольству в найме людей на русскую службу капитан Корнелий Крюйс, которого для этого дела посоветовал Петру нанять Ф. А. Головин[69]. К. Крюйс был третьим экипажмейстером амстердамского адмиралтейства, сведущим кораблестроителем, знакомым со всем, что касалось вооружения флота, опытным в навигации и гидрографии, а также обладал проницательным умом[70]. Переговоры о его приёме продолжались очень долго, но всё же увенчались успехом: в начале мая 1698 г. Корнелий Крюйс был принят на русскую службу вице-адмиралом[71]. Как мы видим, несмотря на неудачу посольства в дипломатических переговорах, в других делах ему сопутствовал успех: удалось привлечь на службу в Россию таких первоклассных специалистов, как Корнелий Крюйс, удалось нанять большое количество голландских моряков на русскую службу, закупить морские приспособления и вооружение.

 Между тем работа на верфи Ост-Индской компании перестала удовлетворять Петра: на практике он узнал о корабельном деле всё, что хотел; теперь ему захотелось познать теорию корабельного дела[72]. Царь узнаёт, что теория кораблестроения лучше всего развита в Англии, и принимает решение отправиться туда: он намеревается стать кораблестроителем-инженером[73]. «Но, вероятно, Англия влекла Петра не только возможностью совершенствовать свои знания в кораблестроении, но и познакомится с её высокоразвитой промышленностью и техническими новинками. Имело значение и расположение английского короля к русскому царю, выразившееся в подарке, тронувшем Петра и подогревшем его любопытство – английский король подарил Петру яхту новейшей конструкции, изящную, роскошно отделанную и вооруженную 20 медными пушками»[74], – читаем у Павленко в книге «Пётр Великий».

Итак, Пётр с волонтёрами отправился в Англию; 11 января 1698 г. яхта, на которой находился царь и его спутники, бросила якорь вблизи Лондона[75]. Пётр пробыл в Англии четыре месяца, с января по апрель 1698 г., и всё это время было насыщено множеством интересных встреч и осмотром достопримечательностей английской столицы[76]. «Не уступая Амстердаму по торговым операциям, Лондон значительно превосходил его по числу роскошных дворцов знати и богатых купцов. Верфи и доки обеспечивали страну первоклассным коммерческим и военно-морским флотом. Помимо верфей царь осматривал лондонские предприятия и не довольствовался разъяснениями. В мастерской знаменитого часовщика Карте он настолько увлёкся техникой изготовления часов, что сам овладел их сборкой и разборкой.  Едва ли простое любопытство одолевало Петра, когда он зачастил в Гринвичскую обсерваторию и на Монетный двор. Интерес к астрономии был связан с мореплаванием, а интерес к монетному делу подогревался расчётом использовать в России недавно изобретенную в Англии машину для чеканки монет. Трижды Пётр посетил Вулич – центр артиллерийского производства. Побывал Пётр в Английском королевском обществе – центре научной мысли, знакомился с Оксфордским университетом. Сохранение инкогнито не помешало царю значительно расширить круг знакомых. Среди людей, с которыми царь установил контакты, было немало знаменитостей. Первой из них надлежит считать Исаака Ньютона. Прямых свидетельств, подтверждающих эту встречу, источники не сохранили, но историки считают такую встречу вполне вероятной, ибо Ньютон управлял Монетным двором как раз в то время, когда его много раз посещал Пётр. Знакомство с известным английским математиком Эндрю Фергансоном и переговоры с ним завершились согласием математика переехать в Россию. Царь позировал известному художнику, ученику Рембрандта Готфриду Кнеллеру, писавшему его портрет по велению короля. У царя завязались знакомства и с представителями церковного мира. Несколько раз Пётр встречался с епископом Солсберийским Бёрнетом. Епископ был удивлён осведомлённости царя в вопросах священного писания, но Петра интересовали не столько вопросы богословия, сколько отношения между церковной и светской властью в Англии. В голове царя, видимо, созревали планы церковной реформы, к осуществлению которой он приступил вскоре после возвращения из заграничного путешествия. Пётр также установил связи с людьми из среды, хорошо ему известной по Немецкой слободе в Москве. Среди купцов внимание царя привлекли те, кто торговал с Россией, и в частности Андрей Стейлс. В Лондоне Петру удалось заключить выгодный для России торговый договор на продажу табака»[77], – так описывает Павленко деятельность Петра в Англии.

Но большую часть времени, проведённого в Англии, государь пропадал на верфях, где изучал теорию кораблестроения[78]. Вильгельм III пригласил Петра посетить Портсмут, который был главной базой английского флота: там царь наблюдал за учениями английских военных кораблей, по тем временам самых мощных и оснащённых во всём мире[79]. Также следует отметить, что в Англии Пётр нанял 42 специалиста, среди которых нужно назвать шлюзного мастера Джона Перри и видного кораблестроителя Осипа Ная[80]. Как мы видим, и здесь Пётр не отступает от своей главной цели – изучения теории кораблестроения, а так же старается не упускать возможности привлечь на русскую службу видных мастеров.

Нельзя не сказать о том, что Петра интересовала и английская парламентская система[81]. В начале апреля Пётр приехал в здание парламента, но не пожелал присутствовать на его заседании лично: государь решил через слуховое окно на крыше здания послушать прения на совместном заседании палаты лордов и палаты общин[82]. «Царя как будто привлекало то обстоятельство, что члены парламента свободно высказывают своё мнение в присутствии короля: «Весело слушать, когда подданные открыто говорят своему государю правду; вот чему надо учиться у англичан». Он и у себя дома, в своей «кумпании», завёл такие порядки: её члены говорили царю то, что думали, подчас довольно смело. Но всё это, конечно, было весьма далеко от парламентаризма и демократии в западноевропейском смысле слова. Всю жизнь Пётр как правитель оставался абсолютным монархом, деспотом, нередко жестоким и беспощадным»[83], – пишет Виктор Иванович Буганов. Действительно, позже Пётр провел реформы в сфере государственного управления; вместо Боярской Думы был учреждён Сенат, церковь была подчинена государству посредством создания Святейшего Синода, вместо приказов Пётр ввёл коллегии и т.д. Нельзя сказать, что в основу его преобразований легла только английская государственная система: она была его основным ориентиром.

18 апреля царь и Ф. А. Головин посетили с прощальным визитом английского короля, а 25 апреля Пётр с волонтёрами покинул Англию[84]. Вернувшись в Голландию, Пётр узнал сразу две неприятные новости: одна из них касалась бунта стрелецких полков, уже улаженного, а вторая – распада антиосманского союза, ради укрепления которого царь и Великое посольство по официальным бумагам и предприняли заграничное путешествие[85]. «Симптомы надвигавшегося распада союза появились ещё раньше: 13 апреля 1698 г. Великому посольству в приватном порядке сообщили о намерении цесаря заключить мир с османами; 5 мая стало известно, что и третий участник коалиции – Венеция тоже изъявила готовность принять условия мира, предложенные османами. Петра особенно огорчило то, что посредником в мирных переговорах выступал его кумир – английский король Вильгельм III. Царь получил предметный урок двуличности европейской дипломатии: в глаза Вильгельм III много раз заверял Петра в неизменной доброжелательности к нему, а за глаза в глубокой тайне готовил акцию, наносившую ущерб его интересам. Более того, царю стало известно, что и гостеприимные Генеральные Штаты тоже посредничали в переговорах. От немедленного протеста английскому королю Пётр воздержался, но Штатам русские послы высказали всё сполна»[86], – пишет Павленко. Я считаю, что Пётр наглядно получил урок от двуличной европейской дипломатии: он своими глазами увидел, что авторитет России был невысок в глазах крупных европейских государств, раз страны, радушно принимавшие его и послов, выступили посредниками переговоров с Турцией и вели с ней тайные переговоры за его спиной, которые наносили ущерб интересам русского государства. «И в этой области Петру нужно было многому учиться: прагматизму, тонкостям дипломатической игры, расчётливости»[87], – считает Буганов.

27 апреля 1698 г. Пётр прибыл в Нидерланды, но надолго он здесь не задержался, хотя и успел совершить немало интересных и полезных дел: вместе с Лефортом царь осмотрел замок Оранских, Лейденский университет, в том числе его анатомический центр, Левенгук показал Петру микроскоп, изумлявший всю Европу и др[88]. Уже 15 мая государь и посольство покинули Нидерланды и отправились в Австрию. Путь их лежал через Лейпциг, Дрезден и Прагу, и всё, что было достойно внимания, Петр осматривал – например, он остановился в городке Билефельде, чтобы взглянуть на полотняную мануфактуру, посетил замок Шаумбург и т.д.[89]

Пётр остановился на несколько дней в столице Саксонии – Дрездене[90]. Здесь он вновь всеми силами старался соблюдать своё инкогнито. «Прибыв в город 1 июня и отужинав, царь в первом часу ночи пожелал осмотреть королевскую кунсткамеру, где оставался до рассвета. За несколько часов Пётр основательно осмотрел только два зала, подолгу останавливаясь у математических и ремесленных инструментов. На следующий день царь вновь посетил кунсткамеру. 2 и 3 июня Пётр осматривал главный арсенал и литейный двор[91]. С рассветом 4 июня царь вместе с посольством отправился в Австрию.

11 июня он прибыл в местечко Штоккерау недалеко от Вены, и здесь Петру пришлось задержаться, потому что нужно было обговорить церемониал въезда и приёма посольства в Вене[92]. В столице у посольства была вполне конкретная цель – отклонить цесарский двор от намерения заключить мир с турками[93]. В Вене Пётр сам выступил в роли дипломата: государь взял на себя переговоры с представителями цесарского двора и вступил в непосредственные контакты с канцлером графом Кинским[94]. «Бесполезность переговоров с венским двором стала очевидной, когда убедить его продолжать войну с Османской империей не удалось. Доводы о том, что затраты на Азовские походы не окупились овладением крепостью и что надлежало добиваться от неприятеля новых территориальных уступок, остались без внимания. Союзники твёрдо решили выйти из войны»[95], – пишет Павленко в книге «Пётр Первый и его время». Как мы видим, и здесь, несмотря на вмешательства самого Петра, добиться желаемых результатов не удалось: антитурецкая коалиция распадалась.

Продолжительное пребывание в Вене позволило Петру осмотреть арсенал, библиотеку, кунсткамеру, посетить соседние города; он побывал в древнем курорте Бадене, известном своими теплыми серными источниками, в венгерском городе Пресбурге, знаменитым старинным готическим собором[96]. «Среди развлечений, устроенных венским двором для царя, помимо театра достойны упоминания два празднества. Одно из них состоялось 29 июня, в день именин Петра. В честь высоко гостя в этот день венский двор устроил роскошный праздник: не менее 500 приглашённых веселились на костюмированном балу, продолжавшемся до утра. Ещё более грандиозное празднество, которое называлось Wirtschaft, состоялось 11 июля. Этот традиционный для венского двора костюмированный бал много лет не проводился из-за войны. Гости, а это была элита венского двора, должны были явиться в костюмах разных племён и народов мира: древнеримских, голландских, польских, китайских, цыганских. Пётр на празднестве в одежде фрисландского крестьянина с назначенной ему на этот вечер партнёршей Иоганной фон Торн открывал бал. На протяжении всего праздника, длившегося до 4 часов утра, Пётр был весел и много танцевал»[97]. Можно заметить, что Петру приходилось не только заниматься дипломатией, но и участвовать в различных светских приёмах, праздниках при дворах коронованных особ. Я считаю, что на Петра это также оказало влияние.

 «Петру не терпелось отправиться в Венецию, где уже шла энергичная подготовка к встрече царя: у границы стояли наготове кареты и лошади, предусматривалась обширная развлекательная программа – соревнования гондол, концерты, маскарады, фейерверки и т.д.»[98], – пишет Николай Иванович Павленко. Но 15 июля из Москвы пришли тревожные новости – стало известно о стрелецком бунте[99]. Это разрушило планы Петра относительно поездки в Венецию: несмотря на то, что эта весть пришла почти с месячным опозданием, Пётр не мог позволить себе ехать в Венецию, так как было неизвестно, что сейчас происходит в русском государстве[100]. После того, как Пётр и Великое посольство нанесли прощальный визит императору, они немедленно отправились в Россию. «Причины отказа от поездки в Венецию, равно как и изменения маршрута, держались в глубокой тайне не только от венского двора, но и от большинства участников Великого посольства – в тайну были посвящены только доверенные лица. Первые три дня Пётр скакал день и ночь, останавливаясь только для обеда и смены лошадей, так что к утру 22 июля ему удалось преодолеть 294 версты. Лишь на четвёртые сутки пути царь остановился на ночлег. В этот день Возницын получил в Вене почту с известием, что стрелецкий бунт подавлен. У Петра, таким образом, появилась возможность осуществить ранее намеченный план поездки в Венецию, но он ею не воспользовался, т. к. решил до конца искоренить смуту, ходившую в стрелецких полках»[101], – пишет Павленко. Как мы видим, несмотря на возможность посетить Венецию, Пётр отказался от путешествия туда: он понимал, что антитурецкая коалиция осталась только на бумаге, потому что и Голландия, и Священная Римская империя отказались поддержать Россию в войне против Турции. По моему мнению, Пётр посчитал, что поездка в Венецию ничего не изменит в деле сохранения антитурецкого союза, и решил не ехать, несмотря на то, что в Венеции планировалась большая развлекательная программа для него и посольства.

Петру стало известно о подавлении стрелецкого бунта около Кракова, и у него появилась возможность посетить этот древний город и осмотреть достопримечательности в нём самом и предместьях[102].

31 июля в Раве Русской Пётр встретился с Августом II, польским королём и саксонским курфюрстом; у них оказалось много общего, и государи прониклись взаимной симпатией[103]. Рава отличалась от венского двора с его утомительной чопорностью непринуждённой обстановкой: три дня, проведённые Петром в обществе Августа II, сделали их друзьями[104]. «Значение их встречи состояло в том, что в Раве Русской произошёл обмен мнениями между государями, в результате которого существенно изменился внешнеполитический курс России»[105], – пишет Павленко. «В разговорах с глазу на глаз оба правителя, ставшие приятелями, оформили, правда, только устно, на словах, скрепив их взаимными клятвами, союз против Швеции. Поскольку союз на юге, против Турции, распался, Пётр перенёс внимание на север, к Балтике. Зарождался будущий Северный союз. Закрепили договорённость способом любопытным – король и царь поменялись камзолами, шляпами и шпагами. Расстались довольные друг другом»[106], – читаем у Буганова. И один, и другой историк сходятся во мнении, что именно эта встреча подтолкнула Петра к образованию Северного союза, и изменила его цели во внешней политике, сделав приоритетным завоевание выхода к Балтийскому морю.

4 августа Пётр отправился домой, и вечером 25 августа он прибыл в Москву, где его не ждали и не встречали[107]. Весть о прибытии царя разнеслась на следующий день, и бояре поспешили поздравить царя с его благополучным возвращением. Пётр же встретил их самым непредвиденным образом: велел подать ножницы, и стал отрезать у бояр бороды[108]. Как мы видим, Пётр сильно проникся нравами Европы, и сразу же после возвращения из-за границы перемены не заставили себя ждать.

На этом и заканчивается деятельность Великого посольства. Знаменитый русский историк Сергей Фёдорович Платонов вот как отзывается о том, как повлияла поездка заграницу на Петра I: «Для самого Петра путешествие было последним актом самообразования. Он желал получить сведения по судостроению, а получил сверх того массу впечатлений, массу знаний. Более года пробыл он за границей, всегда в толпе, среди разнообразных лиц, среди разных национальных культур. Он не только увидел культурное и материальное превосходство богатейших стран Запада над своей бедной Русью, но и сжился с обычаями этих стран, стал в них как бы своим человеком и не мог вернуться к старому мировоззрению. Сознавая превосходство Запада, он решился приблизить к нему свое государство путем реформ. Смело можно сказать, что Петр как реформатор созрел за границей. Но все воспитание Петра, вся его жизнь в Москве обусловили собой некоторую односторонность в его заграничном самообразовании: покоритель Азова и создатель русского флота, Петр далеко стоял от вопросов внутреннего управления Московского государства. И за границей Петра завлекали морское и военное дело, культура и промышленность, но сравнительно весьма мало занимало общественное устройство и управление Запада»[109].

Я согласна с Платоновым в том, что Пётр как реформатор созрел именно за границей, ведь все те новшества, которые были введены Петром, имели западноевропейские корни. Основной целью русского правителя было построение в России флота, чему и была посвящена основная деятельность посольства: для этого Пётр и волонтёры обучались искусству кораблестроения, а посольство производило наём грамотных специалистов, которые помогали строить российский флот.

Официальная цель Великого посольства – укрепление союза против Турции – не была достигнута, но, несмотря на это, расширились деловые связи России и Европы: были заключены два выгодных для нашей страны договора – табачный договор с Англией и договор о союзничестве с Бранденбургским курфюршеством. Так же нельзя забывать о том, что благодаря встрече Петра I и Августа II, короля Польши, было положено начало будущему Северному союзу. Нельзя не сказать и о том, что опыт переговоров с европейскими дипломатами был очень важен для Петра и его сподвижников: после этого они стали иметь представление о том, что такое европейская дипломатия, узнали о различных уловках, к каким прибегали европейцы, об их нечестности, двуличии, лицемерии.

Необходимо сказать о том, что Пётр за границей познакомился с техническими новинками и культурными достижениями Европы того времени, предприятиями, мануфактурами, военными арсеналами и т.д. Всё это вылилось в его желание преобразовать Россию по европейскому образцу, развивать промышленность и военное дело, а именно: он ввёл рекрутскую повинность, новый воинский устав, осуществил перевооружение армии, создал военно-морской флот, главные силы которого находились на Балтийском море. В экономике тоже произошли изменения: появились новые отрасли промышленности, судостроение, стеклоделие, развивалось мануфактурное производство; был введён новый торговый устав. В сфере государственного управления Пётр учредил Сенат, который выполнял законодательные и контрольно-финансовые функции, заменил приказы, введённые при Иване Грозном, на новые органы управления – коллегии, подчинил церковь государству посредством упразднения патриаршества и введения Святейшего Синода, провозгласил Россию империей и ввёл указ о престолонаследии, по которому император сам мог назначать себе приемника. В сфере образования и культуры тоже произошли немалые изменения, идеи которых были почерпнуты Петром из этой поездки: были созданы цифирные, артиллерийские, навигацкие школы, введены арабские цифры и изменён алфавит, стала издаваться первая в России периодическая газета «Ведосомти», основана Кунсткамера, открыты первая публичная библиотека и первый общедоступный публичный театр, учреждена Академия наук, введён юлианский календарь: летоисчисление стало вестись от Рождества Христова, а Новый год теперь праздновался 1 января. Быт русских людей тоже изменился: высшим чинам руководства страны, купцам и городским жителям запрещалось носить бороды; так же был издан указ, обязывающий дворян, торговых, приказных и служебных людей носить европейскую одежду, были учреждены ассамблеи – прообразы дворянских балов, а также стали проводится праздники с фейерверками, маскарады и карнавалы. В социальной сфере тоже произошли преобразования, самое главное из которых – принятие табель о рангах.

Так как мой родной край – Воронеж, мне нельзя не рассказать о деятельности Петра в нём. Воронежский край не зря называют «колыбелью русского флота», ведь именно Воронеж был выбран для осуществления мечты Петра о создании русского флота. Наш край был выбран неслучайно – он имел ряд достоинств: удобная судоходная река Дон, большое количество леса, который шёл на строительство кораблей, а также стратегически удобное расположение относительно крепости Азов. Немалую поддержку Петру оказал и святитель Митрофан Воронежский: он помогал Петру делом и словом, в частности, жертвовал крупные суммы на строительство флота. Поэтому именно здесь Пётр заложил первую корабельную верфь в России, где были построены такие корабли, как галеас «Апостол Пётр», галера «Принципиум», линейные корабли «Черепаха» и «Шпага» а также знаменитый корабль «Гото Предестинация», историческая копия которого была спущена на воду Воронежского водохранилища в 2014 г., и которой мы можем любоваться сегодня.

В завершении всего вышесказанного, нужно отметить, что трудолюбие, любознательность, энергичность и упорство Петра Великого привели Россию к всесторонним реформам. В его правление произошёл кардинальный разворот в развитии России: от страны, которой Россия была раньше, мало что сохранилось, и большинство изменений, которые воплотил Пётр в жизнь, имели европейски корни. Так как реформы имели под собой европейские корни, то именно Великое посольство, по моему мнению, было отправной точкой в переменах.