"Каких бы трудов и жертв нам ни стоило это, мы должны дать Родине победу": цели России в Первой мировой войне к февралю 1917 года

Здесь представлена работа в номинации "Переломные точки русской истории" конкурса "Наследие предков - молодым" 2018 года. Автор - Егор Астапов (г. Воронеж), научный руководитель - Карпачёв Михаил Дмитриевич. Подробнее о конкурсе: https://vk.com/vrn_nasledie

Обрушив в 1915 году шквал атак на Россию, в следующем, 1916, немцы и австрийцы не планировали, да и вряд ли могли уже планировать, активные действия на Восточном фронте. Прошедшая кампания продемонстрировала, что решительным ударом вывести Россию из войны, как, впрочем, и вообще разгромить военным путём, невозможно.

Наступавший 1916 год должен был стать годом максимального напряжения всех доступных противникам ресурсов — экономических, людских, политических, интеллектуальных, духовных и т. п. Только наивысшая степень их развития могла обеспечить успех. В контексте вопроса о целях войны это означало, что: 1) именно теперь элиты воюющих держав должны были стать монолитны в отношении формулировки целей войны — разброд и шатания в "верхах" в столь судьбоносный момент были бы равносильны гибели; 2) выработанные цели должны были быть детально согласованы с элитами союзников — в канун решающих битв никаких недоразумений не должно было оставаться; 3) сформулированные и согласованные таким образом цели должны были скорейшим и надёжнейшим образом доведены до сознания масс — обнародование целей войны становилось решающим шагом на пути к так необходимому для их достижения национальному единству. Ошибка на любом из этих этапов грозила стать роковой.

Стабилизация фронта, развитие экономического потенциала России и адаптация хозяйства к потребностям военного времени создавали в вопросе о целях войны предпосылки для возвращения к той повестке, что была сформулирована весной 1915 года, ещё до грозных событий на Восточном фронте. Не заставившие себя ждать военные успехи сначала на Кавказском, а затем и на Юго—Западном фронтах, должны были вернуть российской элите уверенность в своих силах.

Внешне возврат к "позитивным", то есть ориентированным не только на оборону, целям войны можно констатировать по материалам первого после перерыва заседания Государственной думы 9 февраля 1916 г. Начавшись с визита императора, не упоминавшего, однако, в своём выступлении о целях войны, заседание продолжилось довольно содержательным в этом отношении выступлением министра иностранных дел С. Д. Сазонова. Министр подтвердил декларировавшиеся и ранее намерения навсегда обезвредить "пруссачество" — беспощадный эгоизм и хищнические инстинкты Центральных держав, а также, коснулся и ещё одного поднимавшегося уже вопроса: "С самого начала войны Россия ясно начертала на своём знамени объединение расчленённой Польши... Эта цель остаётся для нас неизменной и теперь". "Скорейшее осуществление тех начал национального воссоединения, которые были возвещены ещё в первые дни войны", — обещал и новый глава Совета министров Б. В. Штюрмер. Не забыл С. Д. Сазонов и о пресловутом намерении "получить выход к свободному морю".

Однако, наряду с точкой зрения "идеалистов" — тех представителей российской элиты, которые полагали в качестве главной цели овладение проливами, в российских верхах зрела и другая — её приверженцев можно было бы окрестить "рационалистами".

Выступая в Думе, С. Д. Сазонов уже несомненно был знаком с письмом Н. А. Кудашёва, в котором последний ставит, по его собственным словам, "вопрос о более определённом и точном выяснении объекта войны с нашей русской точки зрения". Главная мысль этого крайне примечательного документа сводится к тезису о том, что случившееся на днях (3 февраля 1916 г.) взятие Эрзерума является благоприятным моментом для заключения мира с турками. Автор призывает смотреть на существующее положение вещей реалистично, не считает оправданными расчёты на обретение Россией проливов по окончании войны, констатирует разрыв целей и имеющихся в распоряжении у русской армии и флота средств для их осуществления.

Особенно интересны умозаключения Н. А. Кудашёва ещё и потому, что они, по его собственному уверению, явились результатом обсуждения российских целей войны с генералом М. В. Алексеевым, который ранее, в 1915 г., уже выступал инициатором дискуссии о возможном сепаратном мире с Турцией.

И вот, устами директора Дипломатической канцелярии при Ставке и начальника штаба Верховного главнокомандующего российская элита заявляла, что "главной целью войны должна быть победа над главным неприятелем; над тем, от которого зависит восстановление нашей Государственной границы, возвращение утраченной территории", положение России в Европе и "несравненно важнее вернуть напр. Курляндию, нежели приобрести проливы". Если прибавить к этому призыв "отказаться от иллюзий" и перечисление неисчислимых благоприятных последствий заключения сепаратного мира с Турцией, то можно смело говорить о том, что данный документ по отношению к развивавшимся с самого начала конфликта российским целям войны является по-настоящему революционным. Это, в свою очередь, позволяет говорить, не о расколе, конечно, так как Кудашёв и Алексеев заверяют, что "не равнодушие к разрешению восточного вопроса в соответствии с "Историческим призванием" России руководит нашими мыслями, а искреннее желание выяснить, что практически возможно и что пока (будем надеяться, что только пока) невозможно", но об отсутствии единства российской элиты — совершенно точно.

О реакции высших руководителей российской внешней политики на эти размышления ничего не известно — по крайней мере, в официальной риторике мы не находим следов какого-либо влияния этих внутренних дискуссий на внешнеполитический курс. Памятная записка МИД от 4 марта 1916 года, призванная обобщить ведшиеся в течение войны переговоры с союзниками, называет в качестве основы для компромисса в Восточном вопросе согласие России на предложения союзников, обусловленное их согласием на разрешение вопроса о Константинополе и проливах, проявляет сдержанность в палестинском вопросе (свободное отправление культа, сохранение прав и привилегий православных учреждений), констатирует полную незаинтересованность России в ряде территорий, но "настаивает на необходимости включения в русскую зону Битлисских проходов и области Урмийского озера" в обмен на уступку Франции части территории Малой Армении.

Ещё одним вопросом, по которому в среде российской элиты разгорелась бурная дискуссия, стала судьба польских земель. Актуальность этого вопроса, поднятого ещё в самом начале войны, несколько ослабла после того, как Польша перестала быть ареной боевых действий, перейдя под контроль Центральных держав. Своим возвращением политический дискурс польский вопрос обязан докладу министра иностранных дел С. Д. Сазонова царю от 17 апреля 1916 г., гласившему, что "настало время окончательно установить основания русской политики по польскому вопросу". Всестороннее, полное и недвусмысленное формулирование видения польского вопроса является долгом российского правительства, если оно не желает допустить того, чтобы Германия и Австро—Венгрия, под чьим господством оказались польские земли в результате военных действий кампании 1915 года, опередив Россию, перехватили инициативу в вопросе о будущем польских земель. Кроме того, Сазонов обращает внимание на резонанс, вызванный польским вопросом в стане западных союзников России, их повышенное к нему внимание. "Польский вопрос, как он ставится ныне, по существу своему выходит за пределы частного и чисто внутреннего вопроса о преобразованиях, более или менее широких, в управлении одной из русских окраин".

Глава русской дипломатии сразу же предостерегает, что из этой ситуации отнюдь не следует, что решение польского вопроса может быть перенесено на международный конгресс. Напротив: "Россия не должна допустить формально-международной постановки польского вопроса и обязана перед своим прошлым и ради своего будущего сама его разрешить".

Далее, Сазонов излагает собственный взгляд на будущее Польши и её роль в европейской политике, говоря, что условием согласия с союзниками в вопросах послевоенного европейского устройства является политически правильное разграничение с России и Германии, предусматривающее создание в лице Польши рубежа, на котором может успешно осуществляться охрана Европы от новых покушений Германии на утверждение ее политической гегемонии. Министр называет три возможных варианта решения польского вопроса: независимость царства польского, самобытное существование царства в единении с Россией и более или менее широкое провинциальное самоуправление края, — отдавая предпочтение второму, среднему пути. Только он, предусматривающий сохранение за Россией и ее государем суверенной власти в крае, позволит сохранить за Россией и ее монархом руководство судьбами польского народа и в то же время даст широкий выход польскому национальному движению.

Несколько иную точку зрения в данном вопросе выражал новый председатель Совета министров Б. В. Штюрмер. Его доклад от 25 мая 1916 г., присоединяясь к опасениям дипломатов, также предостерегает правительство от возможных попыток перенести польский вопрос на международную почву. Однако надлежащий образ действий правительства видится Штюрмеру иначе — глава правительства не находит причин что-либо заявлять по польскому вопросу немедленно, как то предлагают дипломаты, стремясь восстановить, якобы, утраченное доверие поляков к обещаниям России.

Тем более неприемлемым Б. В. Штюрмер считает давать какие-либо международные гарантии в добросовестности намерений России, и задаётся вопросом: "Действительно ли удельный вес России как государства, отдавшего все свои силы на борьбу с общим врагом, так уменьшился за последнее время среди союзников ее, что уже настала... минута, когда, забыв взаимные права и обязанности, один из союзников возьмет на себя прямое вмешательство в дело, по всему его прошлому и настоящему и по самой сущности его всецело принадлежащее России?".

Какой-либо обмен мнениями с союзниками будет возможен и уместен лишь тогда, когда судьба всех польских земель будет разрешена силой оружия. Тогда же настанет время и для выражения позиции России по данному вопросу.

Точка зрения премьера приобретает особенную важность, если учесть, что именно ей предстоит одержать верх, С. Д. Сазонову в июле 1916 года покинуть свой пост, а Б. В. Штюрмеру — объединить в своих руках полномочия премьера и министра иностранных дел и стать новым рулевым русской внешней политики.

Столь значимая кадровая перестановка, разумеется, не могла не вызвать подозрений в стане союзников о возможных корректировках во внешнеполитическом курсе России. И хотя, как заверял позднее сам Б. В. Штюрмер, "к союзникам отношения были самые определённые, самые дружеские, откровенные", а немцев он сам всеми доступными способами пытался разочаровать в своём новом назначении, дипломатический корпус устами посла в Лондоне А. К. Бенкендорфа счёл необходимым настоятельно призвать нового министра развеять все возможные опасения в направлении русской внешней политики. Заявления в указанном духе были произведены в печати, а вскоре была разослана нота о том, что назначение Б. В. Штюрмера знаменует прежнюю политику, заключающуюся в единении России с союзниками и решимости довести войну до победного конца.

Видение новым министром иностранных дел вопроса о целях войны в целом тоже соответствовало сформировавшимся к тому моменту ориентирам: в качестве главной цели Б В. Штюрмер называл получение Константинополя и проливов, выражал удовлетворение тем, что переговоры об этом с союзниками уже велись его предшественником на этом посту, но отмечал противодействие, оказывавшееся этим устремлениям со стороны Англии.

В непростых условиях начавшегося третьего года войны особняком стоял вопрос об обнародовании целей, к этому времени уже достаточно детально выработанных и кропотливо согласованных с союзниками. На этом направлении новый глава внешнеполитического ведомства счёл нужным несколько сместить центр тяжести с частного вопроса о судьбе Польши, неожиданно вышедшего на первый план под занавес деятельности С. Д. Сазонова. Проект манифеста о польской автономии, разработанный под руководством С. Д. Сазонова не утратил своей актуальности, но Николай II, оставивший проект у себя, окончательно склонился к мнению, что обнародование его будет возможно и уместно только после вступления русских войск в пределы Царства Польского.

Обстоятельства, однако, всё же заставили русское правительство ещё раз обозначить свою позицию по польскому вопросу. Сообщение в "Правительственном вестнике", увидевшее свет 2 ноября 1916 года, было издано в связи с "Воззванием двух императоров" (Вильгельма II и Франца—Иосифа; фактически, излагавшим альтернативную русским планам программу Центральных держав по польскому вопросу) и гласило, что в намерения России "входит образование целокупной Польши из всех польских земель с предоставлением ей по завершении войны права свободного строения своей национальной, культурной, и хозяйственной жизни на началах автономии, под державным скипетром государей российских и при сохранении единой государственности".

Акцент в деле обнародования целей войны при Б. В. Штюрмере во главе министерства был сделан на дальнейшем развитии главной российской целевой установки — завладении Черноморскими проливами. Дополнительным аргументом в её пользу стал общегосударственный характер этого вопроса, в противовес достаточно локальному вопросу о судьбе Польши.

"Обнародование в настоящее время манифеста о даровании царству польскому автономии встретит недоумение в народе, который не поймет, чем вызван такой манифест, относящийся только к одной народности империи... Весь русский народ принес одинаковые жертвы своим достоянием и сынами на защиту родины. Мне лично представлялось бы желательным, чтобы... этому манифесту предшествовал другой государственный акт, относящийся ко всей державе Российской. Мне, казалось бы, возможным ныне же объявить России и Европе о состоявшемся договоре с нашими союзниками — Францией и Англией — об уступке России Константинополя, проливов и береговых полос. Впечатление, которое произведет в России осуществление исторических заветов, будет огромное", — докладывал императору 21 августа 1916 года Б. В. Штюрмер.

Союзники по Антанте, и прежде всего Великобритания и Франция на дипломатическом уровне, скрепя сердце, давшие заверения России в реализации этих устремлений, долгое время не давали согласие на тиражирование этого соглашения, видимо, до последнего не желая связывать себя какими-либо публичными обязательствами в этом вопросе. И вновь, как и в ситуации с переговорами начала 1915 года, стоит отдать должное русской дипломатии — публикацию этого соглашения сам Б. В. Штюрмер называл одной из главных своих целей в роли министра иностранных дел: "Я добивался того, чтобы было опубликовано безотлагательно... В особенности, когда начался польский вопрос... я настаивал, чтобы сначала русский народ получил и знал, что его ожидает".

Лишь в последних числах октября 1916 года согласие союзников на обнародование состоявшихся договорённостей было получено. "Я и мое правительство считаем обладание Россией Константинополем и прочими территориями, определенными в договоре, заключенном нами с Россией и Францией в течение этой войны, одной из кардинальных и перманентных гарантий мира, когда война будет доведена до успешного конца", — телеграфировал Николаю II король Англии Георг V, особо подчёркивая, что эта точка зрения является общей для всех английских политических сил. "Я убежден, что краткое официальное сообщение моего правительства, устанавливающее, что Англия и Франция рассматривают обладание Россией Константинополем и проливами как неизменное условие мира, успокоило бы все умы и рассеяло всякое недоверие", — отвечал Николай II.

6 ноября 1916 года было получено согласие Италии на удовлетворение устремлений России в отношении Черноморских проливов и, несмотря на отставку из-за конфронтации с думской оппозицией Б. В. Штюрмера, 12 ноября 1916 года в стенах Таврического дворца новый премьер-министр А. Ф. Трепов стал творцом поистине исторического момента. Значительную часть своей декларации новоиспечённый глава правительства уделил всестороннему обзору российских целей войны.

Вначале А. Ф. Трепов подытожил всё то, что говорилось в течение войны в высших эшелонах российской власти относительно Германии: "Мы окончим её [войну] только тогда, когда вконец обессиленный враг не будет и в будущем представлять вечной угрозы общему миру. Неисчислимые жертвы, принесённые русским народом, должны быть искуплены германцами. Мы не остановимся на полпути, а должны вести войну до сокрушения немецкого засилья, до сокрушения германского милитаризма и невозможности его скорого возрождения. Необходимо уничтожить ту постоянную угрозу насилия, которая в течение ряда десятилетий неизменно висела над всем цивилизованным миром". К необходимости одолеть германизм вовне председатель Совета министров добавил и необходимость обретения самобытности внутренними проявлениями русской жизни, избавления их от германского влияния.

"Враг продолжает занимать часть нашей территории; нам предстоит её отвоевать и вернуть Царство Польское, силою оружия временно отторгнутое", — продолжал премьер. "Этого мало. Мы должны вырвать от врагов исконные зарубежные польские земли и хотим воссоздать свободную Польшу в этнографических её границах и в неразрывном единении с Россией", — резюмировал А. Ф. Трепов точку зрения российского руководства по "польскому вопросу".

И, наконец: "Говоря о стоящих на очереди, подчёркнутых войною задачах, я не могу не коснуться вопроса, близкого сердцу каждого русского человека. Свыше тысячи лет Россия стремится к Югу, к свободному выходу в открытое море. Ключи от Босфора и Дарданелл, Олегов щит на вратах Царьграда — вот исконные, заветные мечты русского народа во все времена его бытия, и это стремление теперь уже близко к осуществлению". Совершив краткий экскурс в историю вопроса, описав снова попытки Антанты удержать Османскую империю от вступления в войну и вспомнив некоторые детали этого рокового шага Порты, А. Ф. Трепов подошёл к самому главному: "Жизненные интересы России также понятны нашим верным союзникам, как и нам, и соответственно сему, заключенное нами в 1915 году с Великобританией и Францией соглашение, к которому присоединилась и Италия, окончательно устанавливает право России на проливы и Константинополь. Русский народ должен знать, за что он льет свою кровь, и по состоявшемуся ныне взаимному уговору соглашение наше с союзниками сегодня оглашается с этой кафедры. Повторяю, полное единение в этом деле между союзниками твёрдо установлено, и нет сомнения, что Россия, получив в своё державное обладание свободный выход в Средиземное море...". Высшая точка, апогей развития этой главной целевой установки всей внешнеполитической программы Российской империи был встречен бурными рукоплесканиями народных представителей.

Очередным рубежом в процессе обнародования российских целей войны, итогом их развития в течение третьей военной кампании стало издание приказа Верховного главнокомандующего императора Николая II по армии 12 декабря 1916 г. По иронии судьбы, озвученные в нём положения стали и своеобразным итогом деятельности царского правительства на этом направлении — уже скоро бурные внутриполитические события грядущего 1917 г. вырвут бразды правления из рук прежней российской элиты.

Царский приказ вобрал в себя все этапы развития российских целей войны в прошедший её период. Реагируя на вызванный тяготами войны рост слухов о возможном скором заключении мира, утверждает, что "время это ещё не наступило, враг ещё не изгнан из захваченных им областей". Документ закрепляет выработанные принципы будущего мира: "Мир может быть дан врагу лишь после изгнания его из наших пределов, только тогда, когда окончательно сломленный, он даст нам и нашим верным союзникам прочные доказательства невозможности повторения предательского нападения и твёрдую уверенность, что самой силой вещей он вынужден будет к сохранению тех обязательств, которые он на себя примет по мирному договору".

В отношении русских целей войны приказ осторожен, он провозглашает из них лишь те, выработка которых завершена как внутри российской элиты, так и во взаимодействии с элитами союзных держав: "Достижение Россией созданных войной задач, обладание Царьградом и проливами, равно как создание свободной Польши из всех её ныне разрозненных областей ещё не обеспечено". Как упоминает в своих мемуарах генерал А. И. Спиридович, автором приказа являлся генерал Гурко, исполнявший в ту пору обязанности генерала Алексеева на посту начальника штаба, а в составлении политической части принимал участие его брат, член Гос. Совета.

Параллельно продолжались и переговоры с союзниками по поводу прочих целей войны и прежде всего судьбы Турции. 1916 год ознаменовался крупными успехами Русской армии в Закавказье. Русские военно-политические круги считали целесообразным расширение территории империи за счёт азиатских владений султана, хотя и несколько опасались перенесения весьма острого армянского вопроса в пределы России.

Границы приобретений России в этом направлении так и не были выработаны окончательно. Справка министерства иностранных дел от 21 февраля 1917 г. о разделе союзниками территории Азатской Турции сообщает, что Россия, Англия и Франция пришли к соглашению относительно будущего распределения их зон влияния и территориальных приобретений, в соответствии с которым "Россия приобретает области: Эрзерумскую, Трапезондскую, Ванскую и Битлисскую, а равно и территорию Южного Курдистана по линии Муш—Серт—Ибн Омар—Амалия—персидская граница. Конечной точкой русских приобретений на Черноморском побережье явился бы подлежащий определению пункт на запад от Трапезонда... В целях обеспечения религиозных интересов Союзных Держав, Палестина со святыми местами выделяется из состава турецкой территории и будет подчинена особому режиму по соглашению России, Франции и Англии... Державы обязуются взаимно признавать уже существовавшие до войны концессии и преимущества в приобретённых районах". Относительно "подлежащего определению пункта на запад от Трапезонда" единого мнения в среде российской элиты не существовало. Если более умеренная её часть призывала довольствоваться проливами, считая не нужным в случае их приобретения выдвигать какие-либо ещё масштабные территориальные притязания, то другая, в лице главным образом морского ведомства, настаивала на включении в состав России Синопа, являвшегося крупным портовым пунктом. Николай II, по—видимому склонялся к точке зрения "моряков" — царская резолюция на полях памятной записки МИД ещё весны 1916 г. однозначна: "Если нашей армии удастся дойти до Синопа, то там и должна будет пройти наша граница".

Наконец, в январе 1917 г. царское правительство сделало ещё один важный шаг в деле обеспечения реализации российских целей войны. Было достигнуто соглашение между Россией и Францией, утверждавшее "признание Францией за Россией полной свободы в определении её западных границ" в обмен на согласие России на французские предположения об определении её границ с Германией. Однако, царское правительство и вся дореволюционная русская элита, всё ещё умело обеспечивая интересы России в разделе будущих приобретений, уже не могли обеспечить контроль над собственной столицей. Январское соглашение с Францией было подтверждено 26 февраля 1917 г. — момент, когда дни существования русской монархии были уже сочтены.

Год 1916 стал во многом определяющим для судьбы всей Первой мировой войны, он же стал и заключительным этапом развития целей войны, осуществлявшегося дореволюционной элитой. Россия встретила этот год со стабилизировавшимся фронтом и экономикой, в целом приспособленной для ведения затяжной войны. Это, а также последовавшие вскоре военные успехи в Закавказье и на Юго-Западном фронте позволили реанимировать прежние помыслы об овладении Галицией, особое место занял вопрос о судьбе польских земель — в нём русскому правительству, по-прежнему выступавшему с программой единой Польши под скипетром русского царя, приходилось считаться с результатами прошлогоднего Великого отступления и переходом Польши в руки немцев, попутно отражая попытки союзников придать вопросу международный статус.

Решающие шаги на дипломатическом фронте были сделаны и в вопросе о Черноморских проливах. Русской дипломатии, пережившей в этом году кадровые перестановки (смена С. Д. Сазонова на посту министра иностранных дел Б. В. Штюрмером), удалось не только подтвердить добрую волю союзников на решение вопроса в соответствии с пожеланиями России, но и добиться их согласия на обнародование этих договорённостей. Фактически, данный период стал той стадией развития целей войны, когда они были окончательно выработаны и сформулированы.

Дореволюционная элита к февралю 1917 г. частично справилась со своей функцией: выработала и сформулировала цели войны, согласовала их с союзниками и в различных формах обнародовала.

Не сделала она лишь одного. Элита царской России, несмотря на имевшиеся предпосылки (например, единство и патриотический подъём начала войны), оказалась не в состоянии добиться консолидированной позиции народных масс, того самого пресловутого "ресурса согласия управляемых", а значит — обеспечить условия для достижения поставленных целей. Именно поэтому 12 ноября 1916 г. декларацию премьер—министра А. Ф. Трепова, фактически объявлявшую о достижении Россией её многовековой цели, её автор не мог элементарно начать произносить, освистываемый думскими депутатами, требовавшими его отставки. А царский приказ по армии месяц спустя, по отзыву генерала А. И. Спиридовича, очень красивый и академичный, прошёл почти незамеченным, отчего французский посол М. Палеолог с полным правом мог назвать его "последним заявлением славной мечты, которую он [император] лелеял для России и гибель которой констатирует в настоящее время".

Замечательные цели и грамотная дипломатия при неспособности довести до сознания масс ответ на простой вопрос "За что воюем?" в условиях войны обернулись коллапсом всей системы господства прежней элиты.

Список использованной литературы:

1. Дневники и документы из личного архива Николая II: Воспоминания. Мемуары.—Мн.: Харвест, 2003. — 368 с.

2. Константинополь и проливы: По секретным документам б. Мин—ва Иностр. Дел: в 2 т. / Под ред. Е.А. Адамова. — М.: Литиздат НКИД, 1925—1926.

3. Летопись войны / Изд. Д. Н. Дубенского. — СПб.: Товарищество Р. Голике и А. Вильборг, 1914—1917. №1—132.

4. Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях: в 3 ч. / Ю.В. Ключников, А. Сабанин. — Москва: Литиздат НКИД, 1925—1929.

5. Министерство иностранных дел России в годы Первой мировой войны: Сборник документов / Министерство иностранных дел Российской Федерации. — Тула: Аквариус, 2014. — 960 с.

6. Падение царского режима: Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного Правительства: в 7 т. / Под ред. П.Е. Щеголевой. — Л.: Госиздат, 1925—1927.

7. Первая мировая война в оценке современников: власть и российское общество, 1914—1918: в 4 т. / Рос. гуманитар. науч. фонд ; Ин—т обществ. мысли. — Москва :РОССПЭН, 2014.

8. Раздел Азиатской Турции: по секретным документам б. Министерства иностранных дел / под ред. Е. А. Адамова. — М. : Литиздат НКИД, 1924. — 383 с.

9. Сборник договоров России с другими государствами, 1856—1917 / Под ред. Е.А. Адамова; Сост. И.В. Козьменко. — М.: Политиздат, 1952. — 462 с.

10. Сборник секретных документов из архива бывшего министерства иностранных дел. — Петроград: Народный комиссариат по иностранным делам, 1917—1918.

11. Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны / Пер. с фр. — 2—е изд. — М.: Международные отношения, 1991. — 240 с.

12. Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция 1914-1917 гг. В 2 т. / А. И. Спиридович. - Нью-йорк: Всеславянское издательство, 1960, 1962.