Формирование подразделений политической полиции Российской империи в XIX – нач. ХХ веков

История России полна парадоксов. Один из них заключается в том, что российская оппозиционная интеллигенция 2 пол. XIX – нач. ХХ в., критикуя царскую администрацию за полицейский произвол, всей своей деятельностью вызывала у правительства необходимость усиления правоохранительной системы. Тем не менее очередная волна массовых выступлений и даже террористических актов снова и снова проявляла беспомощность полицейских органов, неспособных эффективно противостоять преступности.

Очевидно, что одной из главных причин образования III Отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии 3 июля 1826 г., которое возглавил шеф жандармов Александр Христофорович Бенкендорф, стало восстание декабристов. Таким образом, искренне желавшие либерализации России люди добились образования в стране новых формирований политической полиции.

В начале сентября 1826 г. жандармы получили свою первую должностную инструкцию. Обязанности подразделения были расплывчатыми: заключались они, во-первых, в необходимости обращать внимание на возможные «злоупотребления, беспорядки и закону противные поступки»; во-вторых, наблюдать, чтобы «спокойствие и права граждан не могли быть нарушены», и, в-третьих, предупреждать и устранять «всякое зло» (1). В апреле 1827 г. произошло образование Корпуса жандармов, командиром которого также стал А. Х. Бенкендорф (2).

Уже в первых жандармских инструкциях 1832 г. он предлагал штаб-офицерам Корпуса узнавать, «где есть должностные люди бедные или сирые, служащие бескорыстно верой и правдой, не могущие сами снискать пропитание одним жалованием». Подчеркивалось, что это даст возможность приобрести «многочисленных сотрудников и помощников», готовых «содействовать полезными своими советами» (3). Так зарождалась агентурная работа государственной полиции.

С 1836 г. жандармские подразделения появляются в регионах страны, а Корпус уже насчитывал 12 генералов, 107 штаб-офицеров, 246 обер-офицеров, 4314 нижних чинов и 485 нестроевых (4).

Определённые итоги работы III Отделения подвел шеф жандармов В. А. Долгоруков, в поданном на имя царя отчете за 1857 г. В частности указывалось, что некоторые жандармские чины «не проникнуты вполне сознанием своих обязанностей и, обживаясь на местах, предпочитают иногда спокойное бездействие, нередко же из личных видов делаются равнодушными зрителями злоупотреблений» (5).

Очередная серьезная реформа политической полиции была осуществлена после покушения Д. В. Каракозова на Александра II. Важно понять, что для человека того времени это событие являлось гораздо более, чем просто громким политическим преступлением. Впервые в истории России подданный осмелился посягнуть на жизнь сакральной особы Божьего Помазанника!

Реакцией на это (как и на участившиеся случаи крестьянских выступлений, формирование антиправительственных кружков в регионах и др.) стало утверждение Положения о Корпусе жандармов 9 сентября 1867 г., по которому были образованы губернские жандармские управления – самые массовые органы политической полиции на местах (6).

Первоначальной основной функцией жандармских органов являлось осуществление контроля за деятельностью местных властей по исполнению столичных указов, законов и положений, изучение экономического положения населения и наблюдение за настроениями в различных общественных слоях (7). По закону 19 мая 1871 г. «О порядке действий чинов Корпуса жандармов по исследованию преступлений» жандармы получили полномочия ведения следственной деятельности по политическим преступлениям (8).

Высочайше утвержденные 1 сентября 1878 г. «Временные правила» впервые позволили жандармерии проводить аресты и обыски по политическим преступлениям в административном порядке в тех случаях, когда виновность подозреваемого была для офицеров ГЖУ очевидной, но не имелось необходимых улик, чтобы её доказать (например, если обвинение строилось исключительно на агентурных данных, которые судами не учитывались как доказательства). Однако при этом шеф жандармов генерал-лейтенант Н. Д. Селивестров требовал от подчиненных проявления определенной гуманности и указывал, что превышение жандармами своих полномочий, предоставленных им «Временными правилами», «тяжело отзовётся на людях, неосновательно подвергнутых преследованию и лишённых свободы хотя бы на короткое время» и, в конце концов, только возбудит против правительства общественное мнение (9).

Новым ударом для властей стала череда покушений на Александра II в 1879 – 1880 гг., самым дерзким из которых стал организованный С. Н. Халтуриным взрыв в Зимнем дворце. Преступления показали, что власти неспособны даже защитить первое лицо государства и обеспечить безопасность императорской резиденции.

7 февраля 1880 г., два дня спустя после взрыва, великий князь Кон-стантин Константинович записал в своем дневнике: «Мы пережива¬ем время террора с той только разницей, что парижане в революции видели своих врагов в глаза, а мы их не только не видим и не знаем, но даже не имеем понятия об их численности... всеобщая паника» (10).

Через два дня Александр II издал указ о создании Верховной распорядительной комиссии и назначении ее председате¬лем М. Т. Лорис-Меликова. В первой части документа указывалась необходимость положить предел «беспрерывно повторяющимся покушениям дерзких злоумышленников поколебать в России государственный и общественный порядок» (11).

Одним из первых решений «диктатора сердца» (как называли иногда М. Т. Лорис-Меликова), стало кардинальное реформирование политической полиции.

Проведя ревизию III Отделения, член ВРК И. И. Шамшин отметил крайнюю неэффективность его деятельности, связанную с отсутствием притока свежих кадров, запущенностью делопроизводства, общей атмосферой застоя, устаревшими методами сыска, на волокиту, слабое знание положения дел в революционных организациях (12). Подобным образом отзывался и народоволец Н. В. Клеточников, поступивший на службу в III Отделение и передававший его секреты революционерам (своего рода провокатор от оппозиции) (13).

В результате 6 августа 1880 г. по распоряжению М. Т. Лорис-Меликова III Отделение было упразднено, а его дела передавались в Департамент государственной полиции Министерства внутренних дел (с 1883 г. – Департамент полиции МВД) (14).

Также реформаторы расширили полномочия местных органов. 14 августа 1881 г. император Александр III утверждает «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия», позволившее устанавливать в отдельных регионах две стадии исключительного положения: усиленной и чрезвычайной охраны. Распространение исключительного положения на губернию давало ГЖУ большие полномочия и облегчало им ведение следственной работы. Офицеры жандармерии, а также начальники полиции получали право предварительно задерживать до двух недель всех лиц, «внушающих основательное подозрение в совершении государственных преступлений или в прикосновенности к ним, а равно в принадлежности к противозаконным сообществам». Вместе с тем дозволялось проведение обысков в любое время и в любых помещениях, в том числе и служебных с правом наложения ареста на имущество, «указывающего на преступность действий или намерений заподозренного лица. Законодатель распространил полномочия ГЖУ и на регионы, где исключительное положение не вводилось, с одной лишь разницей, что в тех местностях жандармы могли подвергать аресту до семи дней (15). Таким образом, ГЖУ окончательно приобрели облик полицейской структуры, обладающей всем необходимым комплексом наблюдательных, розыскных и следственных полномочий.

Первые результаты деятельности жандармерии показали как лучшие стороны, так и недостатки этой структуры.
Жандармы достаточно глубоко вникали во все стороны общественной жизни своих регионов и выявляли далеко не очевидные проблемы, проявившиеся в полную силу только в революцию 1905 г.

Согласно политическому обзору, ежегодно составляемому начальником ГЖУ, в 1880 г. население Воронежской губернии оставалось «вполне преданным законной власти и порядку». В этом году в регионе не было зафиксировано ни одного политического преступления или случая пропаганды, поэтому ВГЖУ занималось прошлогодними делами, которых насчитывалось целых 42. Правда, все эти дознания проводились по 248 ст. Уложения о наказаниях (по фактам заочного оскорбления представителя царской семьи (16)) и, по словам самого составителя обзора начальника ВГЖУ полковника А. С. Бехтеева, эти дела по большей части не имели в себе состава преступления и не могли считаться мерилом политических настроений в губернии (17).

Крестьян начальник ВГЖУ охарактеризовал как «глубоко преданных власти», но отметил тяжелое экономическое положение губернии из-за климатических условий и неурожая. А. С. Бехтеев указывал на недобросовестность разбогатевших крестьян, закабаляющих рядовых общинников. Этих ростовщиков он прямо называет мироедами. Острой критике в политическом обзоре подверглась деятельность сельской администрации и самоуправления. Автор указывал на «злоупотребления волостных правлений и судов, прикрываемые бездействием уездных по крестьянским делам присутствий и неспособностью большинства земских представителей». С точки зрения политической благонадежности у ВГЖУ претензий к земским органам не было. Указывалось, что они не выходят за рамки своих полномочий. Отмечалось спокойствие в учебных заведениях губернии (18).
В течение 1880-ых гг. начальники ВГЖУ достаточно пристально следили за влиянием церкви на местное население. Далеко не лестными словами полковник А. С. Бехтеев охарактеризовал воронежское духовенство в обзоре за 1880 г. Он указал на тяжелое материальное положение священников, которые от этого начинают пить и совершенно не пользуются уважением местного населения. В этом жандармский полковник увидел основную причину распространения сектантства в регионе, особенно иудействующих и духоборцев в Валуйском, Острогожском и Павловском уездах губернии (19).

Подобные обзоры содержали в себе массу интересных деталей. Вместе с тем первые годы деятельности ГЖУ показали очевидные изъяны полицейской структуры России.

В первую очередь, политическая полиция оставалась малочисленной. В обзоре за 1880 г. А. С. Бехтеев признавал бессилие собственных подчиненных, указывая в первую очередь на низкий штат ВГЖУ, в результате чего в крупных городах губернии – в Богучаре, Боброве и Павловске – жандармские пункты вовсе отсутствовали, а там, где они находились, 2 – 3 пунктовых унтер-офицера не могли обеспечить должное наблюдение за 350 – 400 населенными пунктами. При этом, по мнению полковника жандармерии, некомпетентность общей полиции, её малочисленность и загруженность излишней канцелярской работой «в том виде, в котором она существует, не только не приносит никакой пользы населению, но напротив служит бременем сельских обществ и причиной разных пререканий и злоупотреблений» Поэтому автор считал невозможным привлекать общую полицию к делам политического розыска (20).

В начале ХХ в. власти предприняли попытку усиления местных органов государственной полиции путем образования охранных структур.
Охранные отделения и Районные охранные отделения (координировали деятельность местных учреждений политической полиции в рамках нескольких регионов) так и не смогли органично вписаться в полицейскую систему Российской империи. В 1913 – 1914 гг. приказом командира Корпуса жандармов, заведующего полицией В. Ф. Джунковского они были ликвидированы, а их дела передавались в местные ГЖУ (21).
Однозначно оценить деятельность охранных структур достаточно сложно. С одной стороны укомплектованные лучшими специалистами розыскного дела охранные отделения гораздо эффективнее выявляли политических преступников и ликвидировали антиправительственные группы.
С другой стороны властям так и не удалось добиться слаженной работы между охранными структурами и ГЖУ. Как писал А. П. Мартынов, руководивший за годы своей службы Саратовским и Московским охранными отделениями, с образованием новых подразделений «начальники ГЖУ теряли часть своего престижа и, главное, теряли его у местных властей. Надо согласиться, что немногие были способны перенести это без сопротивления. Такое сопротивление и началось» (22). Всё это рождало конфликтные отношения между жандармами и «охранкой», поэтому, с точки зрения ряда полицейских, ликвидация охранных структур стала единственным «выходом из создавшегося положения» в условиях их явно «ненормальных» отношений с ГЖУ (23).

На наш взгляд, еще большей проблемой политической полиции стало отсутствие единоначалия в самих ГЖУ. По строевой и хозяйственной части они подчинялись Отдельному Корпусу жандармов, по следственным вопросам – Департаменту полиции МВД.

Командование ОКЖ было далеко от тонкостей политического сыска. Ярким показателем этого отношения руководства к полицейской составляющей жандармской службы служит распоряжение командира ОКЖ генерал-майора барона Ф. Ф. Таубе от 18 февраля 1907 г. Он писал, что в поступающих на его имя донесениях «продолжают встречаться учёные выражения вроде: «экспроприация», «террористические акты» и т. п.». Барон требовал прекратить это и предписывал «называть вещи своими именами: «грабежами», «убийствами» и проч.» (24).

При этом именно от ОКЖ зависели штаты местных управлений и их укомплектование офицерскими кадрами и нижними чинами. Как писал А. А. Лопухин, бывших директором ДП МВД в 1902 – 1905 гг., при существовавшем положении дел «организация и воздействие на личный состав принадлежат командиру Корпуса жандармов и его штабу, а руководство деятельностью – Департаменту полиции; первым присвоена вся власть без права вмешательства в существо деятельности жандармов, второму – направление этой деятельности без власти» (25). Во многом по причине отсутствия взаимопонимания между Департаментом полиции и штабом Корпуса жандармов постоянно увеличивающиеся обязанности и полномочия ГЖУ не обеспечивались необходимым усилением личного состава.

Жандармские управления были формально независимы от администрации губернатора, но, особенно начиная с ХХ в., нуждались в помощи общей полиции, сотрудники которой привлекались для проведения обысков и арестов по делам о государственных преступлениях.

Несмотря на то, что ОКЖ являлся армейским подразделением, отношение военных к жандармской полиции было сложным. Особенно сильные нарекания вызывала агентурная работа в частях и негласное освещение жандармами положения в воинской среде. Армейские офицеры воспринимали деятельность полиции как вмешательство в их внутренние дела, шпионство за ними. Невысокого мнения о жандармах был генерал В. А. Сухомлинов, считающих их людьми «далеко не высокой нравственной марки». Работу жандармов генерал называл «особенно вредной и унизительной», потому что, наблюдая за деятельностью чиновников и офицеров, они «совали свой нос в жизнь частных лиц» (26). А. И. Деникин в «Очерках русской смуты» указывал на то, что политический сыск в армии создавал нездоровую атмосферу (27). Даже генерал-майор ОКЖ, начальник императорской дворцовой охраны А. И. Спиридович брезгливо относился к агентуре, характеризуя её деятельность как предательство и спекуляцию на товариществе, чуждую офицерству Царской России, единственной среде, которая, по его мнению, не давала секретных сотрудников (28). Сами полицейские признавали проблему и фиксировали недоброжелательное отношение к ним со стороны военных. Директор Департамента полиции А. Т. Васильев в своих мемуарах писал, что «как правило, военные власти с недоверием относились к полиции, что часто затрудняло расследование и уменьшало надежды на успех» (29).

Тем не менее политическая полиция и военное ведомство выполняли большие объемы совместной работы. Тайная полиция проводила дознания по политическим преступлениям в частях. Жандармы проверяли благонадежность призывников и вольноопределяющихся, собирали сведения о дислокации войск, предупреждали о различных угрозах, а позже стали заниматься поиском иностранных шпионов (30).

Жандармерия находилась в тесном контакте с органами прокурорского надзора. Прокуратура выступала в качестве надзорного ведомства, наблюдающего за качеством исполнения жандармами следственной работы с юридической точки зрения. Служащий прокуратуры имел право присутствовать при проведении следственных действий: обысков, арестов, допросов обвиняемых и др. Законченные дознания начальники ГЖУ передавали в прокурорское ведомство для проведения проверок, чтобы при рассмотрении в судебном порядке дела не разваливались по причине допущенных жандармскими следователями процессуальных ошибок (31).

Сотрудничество ГЖУ с другими ведомствами – с учреждениями образования, фабрично-заводскими инспекциями и др. – основывалось на служебной необходимости. Государственные органы были обязаны оказывать содействие полиции, но это вовсе не давало жандармам прав на неограниченное вмешательство. Например, по циркуляру ДП МВД от 11 ноября 1900 г. жандармы могли допрашивать учеников преимущественно в самом учебном заведении и обязательно в присутствии учебного начальства (32).

Такой была структура политической полиции Российской империи, несомненно, сыгравшей важную роль в подавлении революции 1905 – 1907 гг. и значение которой в событиях 1917 г. всё ещё остаётся не до конца изученным.

Список источников и литературы

1. Оржеховский И. В. Самодержавие против революционной России. М., 1982. С. 58 – 60.
2. Лурье Ф. М. Полицейские и провокаторы: Политический сыск в России, 1649-1917. М., 1998. С. 48.
3. Чукарев А. Г. Тайная полиция России,1825-1855 гг. М., 2005. С. 137, 138.
4. Лурье Ф. М. Указ. Соч. С. 49.
5. Оржеховский И. В. Указ. Соч. С. 86.
6. Полное собрание законов Российской империи (далее – ПСЗРИ). Собр. 2. Т. 42. Ч. 2. № 44956.
7. Государственный архив Воронежской области (далее – ГАВО). Ф. И-1. Оп. 1. Д. 1. Л. 15.
8. ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 46. Ч. 1. № 49615.
9. Белова А. В. Тамбовское губернское жандармское управление: структура, деятельность, кадры: 1867 – 1917 гг. Дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. Тамбов. 2008. С. 76 – 78.
10. Перегудова З. И. Политический сыск России (1880 – 1917). М., 2013. С. 31.
11. Там же.
12. Там же. С. 23.
13. Оржеховский И. В. Указ. Соч. С. 110, 111.
14. Ерошкин Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1997. С. 196.
15. ПСЗРИ. Собр. 3 (1881 – 1913). Т. 1. № 350.
16. См. Страхов Л. В. Политическая полиция и расследование дел об оскорблении царской семьи в конце XIX – начале ХХ века // Вестник полиции, 2016. Вып. 7. С. 4 – 10. Режим доступа: http://ejournal21.com/journals_n/1457610298.pdf.
17.Государственный архив Российской Федерации (далее – ГАРФ). Ф. 102. Оп. 77. Д. 53. Л. 8, 8 об.
18. Там же. Л. 9 – 10, 13.
19. Там же. Л. 13 об., 14 об.
20. Там же. Л. 15 – 17.
21. Перегудова З. И. Указ. Соч. С. 143, 144.
22. Мартынов А. П. Моя служба в Отдельном корпусе жандармов // «Охранка»: воспоминания руководителей политического сыска. М., 2004. Т. 1. С. 126.
23. Перегудова З. И. Указ. Соч. С. 142.
24. ГАРФ. Ф. 110. Оп. 21. Д. 106. Л. 4.
25. Лопухин А. А. Настоящее и будущее русской полиции. М., 1907. С. 16.
26. Цит. по: Сухомлинов В. А. Воспоминания. Мемуары. М., Л., 1926. С. 129.
27. Цит. по: Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Февраль – сентябрь 1917: Воспоминания. Мемуары. Минск, 2002. С. 9.
28. Цит. по: Колоколов Б. Г. Жандарм с царем в голове. Жизненный путь руководителя личной охраны Николая II. М., 2009. С. 75.
29. Цит. по: Васильев А.Т. Охрана: русская секретная полиция // «Охранка»: воспоминания руководителей политического сыска. М., 2004. Т. 1. С. 405.
30. Страхов Л. В. Тайная полиция и армия: проблемы взаимодействия (на материалах Воронежской губернии) // Известия вузов. Серия «Гуманитарные науки» № 6 (4). С. 295.

Страхов Л. В