Появление латышских частей в русской армии
Про красных латышских стрелков много писали и в советское время, и сейчас (естественно, поменяв их оценку на противоположную). Думаю, вам будет интересно узнать, что это были за люди и откуда они появились.
Итак, в апреле 1915 г. в ходе крайне неудачного для всей русской армии периода войны, немецкие войска вошли в Курляндию, заняли её, и к середине лета возникла угроза захвата Риги. В это время депутаты Государственной Думы из Латвии России Я. Гольдман (взявший более «национальную» фамилию Гольдманис) и Я. Залитис опубликовали обращение к землякам «Собирайтесь под латышскими флагами!», призывая добровольцев на службу в формирующиеся латышские батальоны. После взятия Митавы (совр. Елгава), 1 августа 1915 г. командующий Северо-Западным фронтом генерал М. Алексеев издал приказ № 21370 о создании двух латышских батальонов – 1-го Усть-Двинского, и 2-го Рижского. 12 августа в Риге началась запись добровольцев, в первый же день заявления подали 71 человек. В короткое время, вместо планировавшихся двух, было создано три батальона для защиты Риги. 23 октября 1-ый Усть-Двинский батальон был послан на фронт, а через два дня был первый бой. 26 октября на передовую, в район Кекавы, направили также 2-ой Рижский батальон, который был немедленно переброшен в окрестности Слоки, где 31 октября было отбито немецкое наступление. 5 ноября в бои вступил 3-й Курземский батальон. По окончании этих боев были созданы еще 5 латышских стрелковых батальонов, а также один запасный батальон (добровольцев на них всех уже не хватало, поэтому туда переводили солдат-латышей из других частей).
До Первой мировой войны латыши призывались в российскую армию на общих основаниях. Точнее, на общих основаниях с русскими, поляками, татарами, т.к. призывная система Российской империи страдала изрядной избирательностью и некоторые народы – финны, жители Средней Азии и Кавказа (всего до 10% призывного контингента) – не подлежали призыву вообще. Более того, многие призывники из подлежащих призыву народов пользовались отсрочками (например, единственные оставшиеся после призыва других братьев сыновья и т.п.). Это отчасти позволяет нам понять, откуда в 1915 г. в воюющей стране появились ещё не призванные в армию добровольцы в столь значительном количестве. Стоит упомянуть ещё об одной причине появления подразделений добровольцев: Государственная Дума всячески оттягивала призыв в армию ратников II очереди (т.е. как раз подпадавших под упомянутые отсрочки, что в условиях нехватки людских ресурсов в Российской империи иначе как вредительством назвать трудно), но при этом продвигала идею формирования подразделений из добровольцев – именно тех самых не подлежащих призыву ратников-добровольцев, своего рода собственные войска, чтобы иметь дополнительный козырь в своих играх с правительством. Неудивительно, что генерал-лейтенант П.Г. Курлов, занимавшийся в то время гражданскими делами Прибалтийского края на правах генерал-губернатора, выступал резко против создания национальных латышских частей: «Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта генерал Алексеев запросил мое мнение, и я ответил, что считаю такое сформирование недопустимым и с точки зрения государственной весьма опасным. По окончании войны, каков бы ни был ее исход, существование таких национальных войск в местности, объятой пламенной ненавистью между отдельными частями населения, вызовет для государства серьезные осложнения». К слову, против формирования латышских батальонов выступили и местные националисты (например, Арвид Бергс и Микелис Валтерс), но их быстро заклеймили как предателей и немецких агентов.
В Латвии результаты этой столичной подковерной игры упали на благодатную почву. Но почему латыши желали попасть на фронт именно в то время, когда у большинства жителей Российской империи патриотический порыв первых месяцев войны уже успел угаснуть? Для ответа на этот вопрос нам придётся заглянуть в историю намного дальше 1915 года. Так уж исторически сложилось, что на территории современной Латвии в XVI-XVII веках сложилась система, когда власть принадлежала немецким и шведским дворянам и купцам, а латыши были в положении подчиненного народа (им, например, запрещалось селиться в Риге). После того, как Курляндия вошла в состав Российской империи, немцы потеряли политическую власть над латышами, зато сохранили экономическую (ведь имения у остзейских баронов никто не отнимал) и использовали её в полной мере – недаром у Достоевского Раскольников говорил: «Тяжело за двести рублей всю жизнь в гувернантках по губерниям шляться, но я все-таки знаю, что сестра моя скорее в негры пойдет к плантатору или в латыши к остзейскому немцу, чем оподлит дух свой и нравственное чувство», т.е. всем в середине XIX века было понятно, что латышам жилось примерно как неграм-рабам. Поэтому не удивительно, что полвека спустя, в 1905-06 годах, восстания латышей были одними из мощных во всей империи. А когда немецкие войска подошли к Риге, местным жителям было ясно: до этого они жили бедно, но когда солдаты кайзера установят ещё и полное политическое господство немцев – станет совсем плохо. Поэтому вскоре к имеющимся трём батальонам добавились ещё пять – людям было что терять и за что сражаться.
Сражались они очень хорошо. Осенью 1915 г. фронт на рижском участке стабилизировался, а вскоре командующий 12-й армией генерал Радко Димитриев (до войны он был военным атташе Болгарии в России, но, увидев, что его правительство склоняется к союзу с Германией, всё бросил и поступил на русскую службу) хотел видеть в своей армии уже латышские полки, а не батальоны.
Активные военные действия в районе Риги возобновились 21 марта 1916 г., когда 1-ый и 2-ой батальоны латышских стрелков прорвали германские укрепленные позиции на шоссе Рига–Бауска в окрестностях Кекавы, но более масштабное наступление Российской армии не последовало вслед за этим. 16-22 июля возобновились бои под Кекавой, где впервые участвовали все латышские батальоны, за исключением 5-го Земгальского, действовавшего в районе Олайне, и 3-го Курземского, сражавшегося на Острове смерти. Об Острове смерти следует сказать отдельно. Так назывался занятый русскими войсками плацдарм площадью на левом берегу Даугавы (на левом берегу были немцы, на правом – наши), который образовался при отступлении русской армии осенью 1915 г. на правый берег реки, а в марте 1916 г. им на помощь были отправлены 2-й и 3-й латышские стрелковые батальоны (в общем, этакий аналог Чижовского плацдарма около Риги). 25 сентября (8 октября н. с.) 1916 г., немецкие войска провели газовую атаку на Острове смерти, которая явилась первым случаем масштабного применения такого рода оружия в Латвии во время Первой мировой войны, и за два дня на Острове смерти погибли 2500 человек, в том числе почти полностью Каменецкий пехотный полк; было отравлено газом 120 стрелков из 2-го Рижского батальона, который 8 дней выдерживал атаки немцев на Острове. В итоге, Остров, защищаемый как плацдарм для будущих атак, так и не стал им. В память об этих событиях в 1924 г. на северном берегу Острова смерти по проекту архитектора Э. Лаубе был построен памятник павшим.
Летом 1916 в латышских батальонах было около 11.500 штыков. В основном латыши (10.278), а также эстонцы (402), русские (192), литовцы (174), поляки (128), немцы (25). Из них добровольцы (2.522), перешедшие из других частей (6.567) и мобилизованные (2.318).
В свою очередь, командующий Северным фронтом Н. Рузский 27 сентября 1916 г. в телеграмме Главной ставке прямо писал: «Латышские стрелки сейчас образуют наиболее надежную поддержку на Рижском фронте». В соответствии с рекомендациями обоих генералов, Главная ставка издала приказ командованию 12-й армии, и уже 4 октября 1916 года все латышские стрелковые батальоны получили телефонограмму начальника штаба 12-й армии за номером 929/2208 с распоряжением сформировать во всех латышских батальонах 7-ю и 8-ю роты, а 6 октября 1916 года последовала телефонограмма № 1031/2228 с приказом начать формирование управлений 1-й и 2-й латышских бригад и переформирование соответствующих батальонов в двухбатальонные полки. Формирование 7-й и 8-й рот прошло благополучно, а вот с управлениями бригад было сложнее – в латышских стрелковых батальонах просто не было нужных штабных специалистов, интендантских и санитарных служб, поэтому в штабе 12-й армии решили перевести в латышские бригады необходимых специалистов из других военных частей. Когда все подготовительные мероприятия были почти закончены, командование 12-й армии 3 ноября 1916 г. издало приказ № 810 о преобразовании всех латышских батальонов в полки с теми же номерами, а из полков были сформированы две Латышские бригады. Первыми командирами бригад были генерал-майоры Андрей Аузанс и Аугуст Мисиньш (в традиционном русском написании – Август Миссин). 6 декабря для латышских полков были созданы полевые госпиталя и пункты дезинфекции.
Таким образом, к началу 1917 г. появились две латышские бригады (по 4 полка, тогда как обычно дивизии в русской армии формировались из двухполковых бригад) и запасной полк:
1-я Латышская стрелковая бригада:
1-й Латышский стрелковый Усть-Двинский полк
2-й Латышский стрелковый Рижский полк
3-й Латышский стрелковый Курземский полк
4-й Латышский стрелковый Видземский полк
2-я Латышская стрелковая бригада:
5-й Латышский стрелковый Земгальский полк
6-й Латышский стрелковый Тукумский полк
7-й Латышский стрелковый Баускский полк
8-й Латышский стрелковый Валмиерский полк.
Штат каждого латышского стрелкового полка был установлен в 2497 человек (из них 1854 строевых нижних чина, 7 военных чиновников и военных врачей). В декабре 1916 года в дивизии имелось 35000 стрелков (из них 1000 офицеров). В запасном полку, расположенном на тот момент в Вольмаре (сейчас – Валмиера), численность личного состава колебалась от десяти до пятнадцати тысяч человек. Таким образом, латышские бригады в действительности была полноценными дивизиями.
В таком составе две бригады латышских стрелков приняли участие в Митавской операции Северо-Западного фронта (23–29 декабря 1916 г. (5–11 января 1917 г.)), известная также как «Рождественские бои». Целью операции было прорвать фронт, отбросить противника за реку Аа (Гауя) и овладеть Митавой и железнодорожной линией Митава-Крейцбург. На этом участке фронта из-за высокого уровня грунтовых вод нельзя было строить разветвленную систему траншей, поэтому основой немецкой обороны там были созданные на песчаных дюнах узлы сопротивления, а промежутки между ними были прикрыты окопами из положенных на землю бревен. В итоге, немецкое командование считало, что держать оборону там можно сравнительно небольшими силами и на этом основывался расчёт командующего русской 12-й армией Радко Дмитриева – ударить внезапно ночью без артподготовки. Тщательная подготовка к наступлению (в специально построенных в тылу городках войска готовились вести бой в ночных условиях, преодолевать заграждения и поддерживать связь) велась в строгом секрете, о предстоящей операции знал ограниченный круг лиц и была имитирована переброска 6-го Сибирского корпуса в Румынию. Наступление велось тремя группировками при численном превосходстве нашей армии (82 российских батальона против 19 батальонов противника), но только одна из них (куда как раз и входили бригады латышских стрелков) смогла прорвать фронт. Однако, немцы вскоре не только остановили наступление, но и потеснили русские войска, а на второй день солдаты многих частей 2-го и 6-го Сибирских корпусов отказались наступать. Мятеж был жестоко подавлен и наступление продолжилось 25 декабря, но время было упущено, тактический прорыв не был развит в оперативный и операция вылилась в бои местного значения. В итоге, генерал Дмитриев смог указать в качестве результата армейской операции лишь то, что «выиграв пространство, мы сократили наш фронт на 5 верст», но ради этого его армия потеряла до 23.000 человек убитыми, ранеными и пленными, потери латышских стрелков составили около 40% личного состава.
Латышские стрелки и советская власть
После Февральской революции в армии начали вести пропаганду различные политические партии, а поскольку латышские бригады были набраны в основном из рабочих, малоземельных крестьян и батраков, то агитаторы-большевики нашли там благодатную почву. В апреле 1917 года был создан Исполнительный комитет латышских стрелков (Исколатстрел), а в мае на 2-м конгрессе делегатов латышских стрелковых полков была принята резолюция , выражавшая недоверие Временному правительству.
После Октябрьской революции латышские стрелки вместе с матросами и рабочими-красногвардейцами охраняли советское правительство в Смольном (25 декабря 1917 г. 6-й Тукумский стрелковый полк прибыл в Петроград для гарнизонной службы, а для охраны Смольного была сформирована объединенная рота латышских стрелков) и они же обеспечивали безопасность его переезда в Москву.
В январе 1918 года Курляндский полк латышских стрелков был отправлен на Южный фронт и участвовал в разгроме отрядов Каледина, а 1-й Даугавпилский полк и один батальон 4-го Видземского полка латышских стрелков – в Белоруссию, где они принимали участие в ликвидации мятежа Ю. Довбор-Мусницкого.
13 апреля 1918 г. решением Высшего Военного совета и Народного комиссариата по военным делам РСФСР из латышских стрелковых полков была создана Латышская стрелковая советская дивизия – первая полностью сформированная дивизия Красной Армии. Впрочем, как цельное соединение эта дивизия никогда не действовала – часть стрелков охраняла советское правительство в Москве, а остальные воевали на самых разных фронтах: от Петрограда до Крыма и от Латвии до Урала.
Пришлось повоевать и в столице. В начале июля 1918 г. Дзержинский обладал информацией о предстоящем восстании левых эсеров во время работы V Всероссийского съезда советов, и командиру Латышской дивизии Иоакиму Вациетису было рекомендовано собрать как можно больше стрелков в Москве. Несмотря на сложные условия, с Южного фронта были переведены 3-й пехотный и кавалерийский полки, и с их прибытием больше половины дивизии было сосредоточено в столице и окрестностях. Несмотря на имевшуюся у ВЧК информацию, 6 июля эсеры сумели захватить важные объекты Москвы и даже посадить под арест самого Дзержинского, но на этом и остановились, а утром следующего дня стянутые с московских окраин латышские стрелки (в частности, 1-й и 2-й полки) начали методично выбивать мятежников из важных пунктов столицы. Кроме того – совершенно случайно, как нас теперь пытаются уверить – произошли аналогичные восстания в других городах (в Петрограде, Калуге, Вологде, Ярославле и др.), и там тоже они были подавлены с участием латышских стрелков.
12 июля командир дивизии Иоаким Вациетис по представлению Ленина был назначен командующим Восточным фронтом РККА. Обстановка на фронте была тяжёлая – возникла опасность сдачи Казани. В отличие от 1552 года, силы сражавшихся за город сторон были весьма невелики: примерно 3000 красных (наиболее боеспособным отрядом были 507 стрелков 5-го Земгальского латышского полка) против примерно 2000 белых. Два дня шли ожесточенные бои, и только после того как на сторону белых перешли 300 бойцов Сербского батальона майора Благотича, занимавшие казанский кремль, Казань пала. К своим пробился только Вацетис с шестью солдатами 5-го полка. Судьба остальных бойцов полка до сих пор остаётся предметом споров историков: по одним данным, они сдались, а потом вернулись к красным, по другим – сдались, но были все расстреляны, по третьим – по большей части погибли в бою. Однако, для советского правительства загадок в этом вопросе не было и 20 августа 1918 года 5-й латышский стрелковый полк за оборону Казани первым в Красной армии был награждён Почётным революционным Красным Знаменем. Затем к городу были подтянуты свежие силы (основой послужили 1-й, 2-й, 4-й и 6-й полки Латышской дивизии) и 11 сентября красные взяли Казань, а 12-го – Симбирск.
Заговор послов
После этого латышские стрелки были втянуты в ещё более запутанную историю. В те дни в Москве функционировали посольства западных стран, персонал которых честно отрабатывал своё жалование – активно занимался подрывной деятельностью. Летом 1918 г. с военно-морским атташе Великобритании капитаном 2 ранга Ф. Кроми познакомились два командира латышских стрелков – Ян Буйкис и Ян Спрогис, которые, действуя по заданию ВЧК, изобразили офицеров-националистов, готовых за деньги сотрудничать с британцами для свержения советской власти. Кроми заинтересовался открывающимися возможностями и дал одному из них рекомендательное письмо к главе британской миссии в Москве Брюсу Локкарту. Тот подключил к делу агента британской разведки Сиднея Рейли, и в итоге появился план: как только Ленин и Троцкий вместе окажутся в Москве, охранники из числа латышских стрелков под командованием работавших на британских разведчиков (как им казалось) людей убили бы их, а одновременно состоялись бы мятежи британских агентов в Петрограде и других городах. На деле всё пошло наперекосяк – утром 20 августа в Петрограде был убит председатель петроградской ЧК Урицкий, вечером того же дня в Ленина стреляли на заводе Михельсона в Москве (могла ли настолько точно стрелять почти слепая Фанни Каплан – вопрос открытый), а Дзержинский, который благодаря внедренным в заговор людям знал, куда тянутся ниточки кукловодов, отреагировал быстро и решительно: чекисты вломились в британское посольство, Кроми был убит при попытке сопротивления, а Локкарт был арестован, а затем обменян на своего коллегу – советского представителя в Великобритании Максима Литвинова.
Завершение войны
Впрочем, исход войны решался не только в столице.
В начале ноябре 1918 г. революция произошла и в Германии. Немецкие войска начали выводиться с оккупированных территорий бывшей Российской империи, и образовавшийся вакуум власти попытались заполнить все противоборствующие стороны нашей гражданской войны. Не остались в стороне и большевики и латышские стрелки. На этот раз большую роль сыграло то, что стрелки были латышскими – нельзя было бросать оставленную немцами Курляндию. 30 ноября 1918 г. в оставленный немцами Псков начали прибывать составы с Восточного фронта с бойцами 2-й бригады Латышской стрелковой дивизии (1700 штыков и сабель), а 15 декабря с Южного фронта была снята 3-я бригада. В декабре советские войска по трем направлениям вошли на территорию Латвии, 18 декабря взяли Валку, 22-го – Валмиеру, 23-го – Цесис, а 3 января 1919 г. – Ригу. В январе 1919 г. была сформирована Армия Советской Латвии, основу которой составила Латышская стрелковая дивизия. Практически в полном составе (кроме 5-го полка) она стала 1-й стрелковой дивизией Советской Латвии (во 2-ю дивизию вошли латышские части, сформированные на территории Советской России и четыре полка, полностью укомплектованных московскими рабочими). К ним присоединили боевые дружины Вентспилса и Талси. По одним данным, на первом этапе численность колебалась в районе 22.000 человек, а к маю выросла в два раза, по другим – всего лишь 6400 штыков и 487 сабель, 184 пулемета и 22 пушки (в марте 1919 г.), тогда как один лишь противостоящий ей VI немецкий корпус фон дер Гольца (который, хотя Германия уже вышла из войны, сначала действовал по приглашению главы буржуазного латвийского правительства Карлиса Ульманиса, а затем, когда Ульманис переметнулся на сторону Антанты – против него) имел 14.000 штыков и 1150 сабель, 610 пулеметов и 84 орудия (а ещё были боевые отряды правительства Ульманиса плюс британский флот в Рижском заливе, с юга на Даугавпилс наступали польские части, а с севера на Валку – войска буржуазной Эстонии, в составе которых была и латышская бригада). Противостоять этим силам армия Советской Латвии долго не смогла – 26 мая 1919 г. пришлось оставить Ригу, а вскоре и вовсе уйти из Латвии (неудачи были настолько масштабными, что эстонцы и отряд Булак-Балаховича даже взяли Псков). После этого, 30 мая 1919 г. армия Советской Латвии стала просто XV армией Западного фронта РККА, а оставшиеся латышские стрелки снова были сведены в Латышскую стрелковую дивизию, которая по-прежнему была главной ударной силой XV армии и 26 августа освободила Псков.
Неудачи в Прибалтике были в середине 1919 г. не самым страшным испытанием для Советской России – одновременно начались наступления сил Колчака с востока и Деникина с юга. Среди принятых для исправления положения мер Ленин поручил члену Реввоенсовета Западного фронта Серго Орджоникидзе лично организовать скорейшую отправку Латышской дивизии с Западного фронта в район Орла. В середине октября она вела тяжёлые бои между Орлом и Кромами (её противниками были тоже лучшие части белых – Корниловский полк, батальон марковцев и Кабардинский полк) и 20 октября взяла Орел и в числе прочих частей XIII армии (а там, в частности, в совершавшую дальние рейды кавалерийскую дивизию Виталия Примакова входил латышский кавалерийский полк Яна Кришьяна, который по итогам боев был награжден орденом Красного знамени) наступала на юг и 7 декабря взяла Белгород, 16-го – Чугуев, а 27 декабря провела парад в Харькове, после чего была выведена в резерв.
Тем временем 5-й латышский полк под Петроградом воевал с армией Юденича, за что был награжден вторым боевым знаменем ВЦИК.
Весной 1920 г. дивизия боролась с бандитизмом на Украине, а затем воевала с армией Врангеля, где в итоге участвовала в штурме Перекопа. На этом всё и закончилось: 28 ноября 1920 г. латышская дивизия была расформирована, а поскольку 11 августа 1920 г. был заключен мирный договор между Латвией и Советской Россией, то после этого около 13.000 латышских стрелков и беженцев вернулись в Латвию. Здесь 19 декабря 1923 года бывшие стрелки учредили Общество латышских стрелков. Стоит отметить, что уехавшие в Латвию бывшие красные латышские стрелки очень быстро перестали быть красными и тихо влились в жизнь буржуазного государства-лимитрофа. В 1923 г. Аграрный закон Латвии жестко поделил стрелков: «старым», которые воевали до 1 октября 1917 года, полагались земли, а те, кто вступил в ряды стрелков позже, считались «красными» и не могли претендовать на бонусы от латвийского государства. Проявили себя в жизни Латвии между двумя мировыми войнами как раз те латышские стрелки, кто не был красными – например, бывший старший адъютант штаба 2-й Латышской стрелковой бригады штабс-капитан Вольдемар Озолс (1884-1949), который участвовал в гражданской войне на территории Латвии в 1919 г. на стороне проантантовского правительства, затем был видным латвийским политическим деятелем в 1920-30-х гг., а во время Второй мировой войны руководил одной из советских резидентур на территории оккупированной нацистами Франции, и бывший командир 4-го Видземского полка Рудольф Бангерскис (1878-1958), который участвовал в нашей Гражданской войне в Сибири на стороне белых, затем был военным министром и начальником штаба латвийской армии, а в ходе Великой Отечественной войны выступил одним из инициаторов создания двух латышских дивизий СС и в 1943 г. стал группенфюрером (генерал-лейтенантом) СС.
Запоздавшая слава
До войны советские исследователи не выделяли бойцов латышской дивизии – если они участвовали в той или иной операции, то их указывали в списке других частей на ряду со всеми и не более того. Зато белые истратили на красных латышских стрелков немало бумаги и чернил. Началось это ещё в ходе Гражданской войны как составная часть обычной для военного времени пропаганды (как, например, в этом плакате), а затем продолжилось в эмиграции в книгах историков и мемуаристов, из которых следовало, что 10.000 латышей и 5.000 китайцев сокрушили миллионное белое движение, а заодно подавили и внутреннюю контрреволюцию. Поскольку многие из этих книг вышли в Германии в начале 1920-х годов одновременно с зарождением нацистского движения, то, возможно, они стали для немцев дополнительным аргументом в пользу неполноценности русского народа.
После войны в СССР также было о чем писать помимо событий 1915-20 годов, тем более, что потомки латышских стрелков сумели запомниться по обе стороны фронта в составе шести истребительных батальонов, сведенных затем в два полка Красной Армии, и 201-й латышской стрелковой дивизии, и в двух дивизиях СС (15-й и 19-й). И только в конце 1950-х годов появился интерес к красным латышским стрелкам: в 1960 г. вышли книги «Боевой путь латышской стрелковой дивизии» и «На Деникина! Роль латышских стрелков в разгроме деникинских полчищ», ещё через два года – «Латышские стрелки в боях за советскую власть в 1917-1920 годах». Постепенно появлялись и другие публикации, а в 1970 г. в центре Риги был открыт мемориальный музей красных латышских стрелков и через год рядом появился памятник стрелкам. В детстве автор часто любил бывать в этом музее – может быть потому, что от других музеев его отличал большой просторный зал, где большинство экспонатов не было закрыто стеклом…
В 1982 г. вышел документальный фильм «Созвездие стрелков» (латыш. «Strelnieku zvaigznajs») режиссёра Юриса Подниекса, текст к которому написал Янис Петерс (будущий первый секретарь Союза писателей Латвийской ССР), а музыку – Раймонд Паулс. В фильме было очень мало хроники и практически не было авторских отступлений – только интервью, в которых дожившие до начала 1980-х латышские стрелки рассказывали автору о своем прошлом. В 1983 г. фильм был отмечен сразу двумя весомыми наградами, получив Главный приз на 17-м Всесоюзном фестивале в Ленинграде и Премию Ленинского комсомола Латвийской ССР. Через несколько лет Подниекс снял фильм «Легко ли быть молодым?» о тяжёлой жизни панков в СССР, а Петерс стал одним из главных деятелей латышского Народного фронта.
После распада СССР изменилось и отношение к латышским стрелкам. В Латвии, где они полвека считались едва ли не самыми выдающимися представителями латышского народа за всю его историю, их стали считать досадным недоразумением, а Музей красных латышских стрелков стал Музеем оккупации (зато останки Бангерскиса торжественно перезахоронят в Риге в 1995 г.). Летом 2015 г., когда в Латвии отмечали 100-летие формирования первого латышского батальона, многие там были этим недовольны, ибо латышские стрелки сражались вовсе не за государство, появившееся после распада СССР. В России в 1990-х красными латышскими стрелками интересовались мало, т.к. для обсуждений и разоблачений хватало других тем, но на рубеже веков интерес к ним вернулся – на этот раз исключительно как к иностранным наёмникам большевиков и антинародным карателям.
Примером может служить книга бывшего лётчика С.В. Грибанова «Аз воздам» (Воениздат, 1998), где автор лихо обличал новых врагов русского народа: «Крестьянские парни из Видземе, Курземе, Латгале, Земгале, оставив родные поля и нивы, пошли трудиться и в застенки ВЧК, ГПУ, НКВД. Члены ВЦИК Я. Петерс и К. Петерсон стали чекистами. М. Лацис возглавил отдел по борьбе с контрреволюцией. Председателем Пензенской губ. ЧК отправился работать Р. Аустринь, Вологодского губернского военного трибунала – стрелок 8-го полка Я. Ратниек, членом Московского трибунала – Я. Янелис...
Вот тот же, отмеченный Свердловым, апрель восемнадцатого. В Рыбинске тогда население вдруг возникло – выразило недовольство советской властью. Хлеба кому-то мало стало! Разобраться с проблемой по-братски помогли пулеметчики из команды 2-го латышского полка. Недовольств в этом Рыбинске больше не было». Затем появились многочисленные (и однотипные) публикации в Интернете, едва ли не единственной доказательной базой которых стало выражение «не ищи палача – ищи латыша», которое выдавалось за поговорку времен Гражданской войны. Автор не претендует на доскональное знание всех первоисточников по Гражданской войне, но в большом количестве прочитанных мемуаров участников белого движения и воспоминаниях современников данная поговорка не встречается, что косвенно может свидетельствовать о, мягко говоря, более позднем происхождении этого выражения. Апофеозом подобного отношения к латышским стрелкам стал фильм «Каратели. Правда о латышских стрелках» (2007, реж. А. Китайцев), поведавший зрителям много сенсационной информации – не успела закончиться первая минута фильма, как зритель узнаёт, что «унять строптивых латышей не мог никто, даже Ленин». Дальше открытия не менее удивительные «С первого же дня революции только латышским стрелкам доверят охрану вождей большевиков», и много внимания уделяют их участию в расстреле семьи Н.А. Романова (стоит напомнить читателям, что императора большевики не расстреливали – гражданин Романов отрёкся от этого титула за полтора года до смерти) и доктор исторических наук Н. Нарочницкая с ужасом говорит: «Латыши не отказались стрелять» (мол, вот такой вот патологический народ палачей), причем все эти ужасы рассказываются на фоне иллюстрирующих расстрел рук с пистолетами Макарова. На этом «скандалы, интриги, расследования» не останавливаются, и мы узнаём про то, как русское командование сознательно «недовооружало» латышских стрелков во время Первой мировой войны из опасения, чтобы оружие не повернулось против правительства, а потом после «рождественских боев» императрица Александра и Распутин по наущению германских агентов влияния сделают «всё, чтобы остановить наступление» (хотя, как было сказано выше, наступление не удалось по вполне ясным причинам, а сам Распутин был убит за неделю до начала Митавской операции). Много говорилось в фильме и о том, что латышские стрелки были наёмниками – но ни расценок, ни каких-либо документов о выплатах им чего-либо сверх положенных норм довольствия многочисленные задействованные в фильме кандидаты и доктора исторических наук так и не привели (не говоря уже о том, что быть наёмником в стране с гиперинфляцией – занятие изначально бессмысленное), зато упомянули Мельгунова как неоспоримо достоверный источник информации о гражданской войне. Уже в конце зрителю сообщают, что латышских стрелков было целых 80.000 – увы, авторы полного открытий фильма снова не уточнили, откуда взялись недостающие в отрезанной от основных мест проживания латышей Советской России. Таким образом, даже если оставить за кадром ужасающее невежество авторов фильма в самых элементарных вопросах, легко видеть узкий односторонний подход к освещению вопроса – если фильм о карателях Гражданской войны, то где адмирал Колчак и атаманы Семенов и Анненков и, если речь зашла о карателях родом из Прибалтики, где барон Унгерн, сумевший произвести неизгладимое впечатление даже на многое повидавших китайцев и монголов? Если речь об иностранных наёмниках в сражениях той войны – то почему не упомянули Чехословацкий корпус: ведь если версия найма латышских стрелков не имеет серьезных подтверждений, то чешские союзники белых получили за свои услуги значительную часть довоенного золотого запаса Российской империи, и их страна сумела безбедно прожить до самой нацистской оккупации.
Таким образом, вся история латышских стрелков плохо начиналась (стесненное законодательством и парламентскими дрязгами руководство страны было вынуждено пойти на формирование национальных частей, чего при условии равенства всех национальностей перед законом делать нельзя) и плохо закончилась (люди, добровольно взявшие в руки оружие для защиты родной земли от иностранной оккупации, были объявлены карателями и палачами). Надеюсь, что со временем мы увидим исчерпывающее серьезное и беспристрастное исследование на эту тему.