Д.С. Добренькая. А. В. Никитенко – гордость моего родного края

…Если крикнет рать святая: 
«Кинь ты Русь, живи в раю!» 
Я скажу: «Не надо рая, 
Дайте родину мою».
Сергей Есенин.

Слова в эпиграфе знакомы каждому русскому человеку еще со школьной скамьи. Это стихотворение я выбрала не случайно. Всякий человек имеет Родину. Это та страна, в которой мы родились, которую любим всей душой, которой гордимся. Моя Родина – Россия. Великая держава, богатая природными ресурсами, выдающимися умами, незабвенными достижениями прошлого. 

Однако каждый из нас, как и сам Есенин, видит родину не просто отдельными, несвязанными между собой картинами. Мы представляем точное, определенное место: свой дом, те улочки и места, где проходило наше детство, тех людей, которые окружают нас каждый день с момента появления на свет. Это и есть то, что называют «малой родиной».

Многие могут со мной не согласиться: ведь не всегда родным бывает место, в котором человеку судьбой было уготовано родиться. Многие находят свой родной    уголок в нашем огромном мире с течением жизни. И таких примеров достаточно много, хотя бы взять великую императрицу Екатерину II, являвшуюся немкой по рождению, но сердцем и душой ставшую самой «русской» среди русских. 

Моей малой родиной стал маленький, красивый городок Алексеевка Белгородской области, который располагается в живописном месте на берегах реки Тихая Сосна. По воле Провидения случилось так, что второй моей малой родиной стал славный город Воронеж, куда я, будучи еще абитуриенткой, приехала для поступления в университет. И этот выбор был не случаен, хотя поняла я это позднее: изначально Алексеевка входила в состав Воронежской губернии, а только в 1954 г. вошла наряду с другими городами в состав новой Белгородской области. Так причудливо сосредоточилась в одном, с виду ничем не выдающемся месте, история двух пограничных областей.

Меня всегда интересовало, чем был славен мой край в прошлом, какие выдающиеся личности родились в этом чудном городке с возвышающимися подобно богатырям меловыми горками... Важность краеведения, на мой взгляд, состоит как раз в том, чтобы по истории отдельных субъектов огромной страны представить полную, подробную картину истории всего государства. Наравне с деятелями различных других областей, многие алексеевцы внесли колоссальный вклад в историю не только Воронежского края, но и всей России, но подробнее в своей статье коснуться я бы хотела жизни и деятельности Александра Васильевича Никитенко.

Почему именно его персону я выбрала? Для начала следует определить антураж эпохи, в которую жил и трудился Александр Васильевич. 

Отгремели залпы Отечественной войны 1812 года, прошла победным маршем русская армия по Европе во время Заграничных походов 1813–1814 гг. В стране произошел небывалый подъем патриотических настроений, общество замерло в ожидании скорых реформ. К тому же, русская армия во время Заграничных походов увидела, как живут в Европе, и сравнение уровня жизни было не в пользу родной страны. От государя Александра I ожидали, что он изменит существующий государственный строй, отменит крепостное право в благодарность крестьянам, составлявшим основу армии.

В первый период – с 1815 по 1820 гг. – Александр пытался реагировать на желания общества. Он не оставлял попыток решения административных реформ и крестьянского вопроса. Но с 1820 г. Александр I отказывается дальше решать крестьянский вопрос, а подготовленный проект Конституции оставляет в тайне. Уставная грамота 1820 г. и манифест о вводе этой грамоты были подписаны Александром, но на них не было даты. Подпись надорвали и этим все закончилось.

Как раз в этот период, с 1815 г. до 1825 г., появляются первые тайные общества декабристов. Это было движение дворянской интеллигенции, причем в большей степени либеральное, а не революционное – как оппозиция правительству, которая в российских условиях не могла быть легальной. Декабристы были разочарованы реформаторской деятельностью Александра. На своих собраниях они обсуждали необходимость отмены крепостного права и введения Конституции. Недовольство политикой государя нарастало, в обсуждениях декабристов о методах борьбы за реформы и Конституцию все больше и громче стало звучать требование военного переворота. 

В сентябре 1825 г. Александр I уехал лечить жену Елизавету Алексеевну в Таганрог. Оттуда по делам царь ездил в Крым, где был на маневрах, простудился и 19 ноября 1825 г. умер в Таганроге. С 19 ноября по 14 декабря из-за неразберихи с наследованием престола длилось междуцарствие, и это был единственный шанс для заговорщиков осуществить переворот.

Итак, свершилось. История запомнит этот день – восстание мятежни-ков 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади… 

Не стану подробно касаться всем известных событий, упомяну только, что выступление провалилось. Началось царствование Николая I – «жандарма Европы», беспощадного борца с инакомыслием, жесткого защитника монархии. Однако, как бы царь не пытался искоренить тайные общества, взять под полный контроль общественную мысль он не мог. Общество бурлило, отвечало на происходящее, интеллигенция не могла молчать, не могла не сопротивляться усилению монархии. Мы знаем множество имен, которые связаны с этой борьбой, как радикально настроенных, так и либеральных. Но особое место в этом ряду занимает имя Александра Васильевича Никитенко. Он был профессором Петербургского университета, академиком, цензором; он внес существенный вклад в развитие русской литературы и культуры. Таких деятелей, недовольных существующим положением страны, скажете вы, было много, их судьбы в целом были одинаковы. Что же такого особенного есть в Никитенко?
Родился он 12 марта 1804 г. в семье крепостного писаря в Алексеевской слободе Бирюченского уезда Воронежской губернии, принадлежавшей графам Шереметевым – Николаю Петровичу, а затем графу Дмитрию Николаевичу. 11 октября 1824 г., трудной борьбы, различных ухищрений и при содействии друга-декабриста Рылеева , Никитенко получил вольную. Это главное, что выделяет Никитенко на фоне остальных разночинцев, составивших русскую прогрессивно мыслящую интеллигенцию XIX в. 
Одна из заслуг Никитенко, также выделяющая его на фоне остальных борцов за улучшение общества, состоит в написании мемуаров, которые он составлял педантично и скрупулезно, отмечая все важнейшие события в общественной жизни, выражая свое отношение к ним, представляя подробные портреты людей, стоящих у кормила власти (Уваров, Бенкендорф, Норов, Ростовцев, Головнин, Валуев), членов императорской фамилии и царедворцев, знаменитых деятелей из университетской и академической среды, писателей и поэтов (Пушкин, Булгарин, Греч, Сенковский, Погодин, Катков, Печерин, Герцен, Кукольник, Ростопчина, Гончаров, Тютчев). Дневники Никитенко представляют собой очень ценный источник по истории литературного движения, научно-педагогической жизни, в целом по общественно-политической истории России XIX в. 

Однако при всем этом мало изучена научная и педагогическая деятельность самого Александра Васильевича. По различным косвенным фактам его воспоминаний, а также воспоминаний и отзывов современников, в частности – студентов, можно сделать подробный анализ вклада академика в этих сферах, а также составить отчетливое представление об устройстве системы образования в Российской империи, о студентах, их умонастроениях в зависимости от происходящих в государстве событий. Поэтому данную проблематику я смело могу назвать актуальной. 

Исходя из выше названной проблематики, целями данной статьи являются: оценка вклада Никитенко в литературоведение, его характеристика как педагога, формирование представления об университетской системе образования, понимание умонастроения студенчества в исследуемый период.

Самый главный, самый важный и самый ценный источник по данному вопросу это дневники самого Александра Васильевича Никитенко. Что они из себя представляют? Во-первых, это «Записки», которые имеют название «Моя повесть о самом себе и о том, чему свидетель в жизни был», охватывающие период с 1804 г. по 1824 г. Во-вторых, это «Дневник», который состоит из трех томов и охватывает время с 1826 г. по 1877 г. 

Свои дневники Никитенко вел с подросткового возраста (с 14 лет) и не переставал вносить записи до самой своей кончины, то есть почти 60 лет . Этот факт не дает нам никаких оснований сомневаться в подлинности происходящих событий, в их соответствии известной нам хронологией. Субъективизм источника, конечно, отрицать нельзя. В нем встречаются фразы, которые это отражают. Например, петербургского генерал-губернатора А.А. Суворова, который вызывал у Никитенко откровенную неприязнь, автор называет «гуманнейшим болваном» и «ослом» . Однако отражение общественно-политических процессов, умонастроения общества после восстания декабристов, отношения Николая I и общества изображены достаточно объективно. Это признает автор предисловия одного из изданий «Дневника» Иеремия Яковлевич Айзеншток: «Критика чрезвычайно высоко оценивала прежде всего фактическую точность, правдивость и искренность записей Никитенко; если иногда отмечалась «субъективность» отдельных записей, то лишь в оценке фиксируемых событий, но отнюдь не в фактическом их изложении». 

Для мемуаров характерно то, что дневник за 1825 г. был уничтожен автором, так как в нем содержались сведения о дружбе Никитенко с людьми, которые выступили на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. – с Рылеевым, Оболенским. Дневник же за 1851 г. был утерян.

Подчеркивая актуальность проблемы и интерес к личности Никитенко, следует сказать, что его мемуары переиздавались 4 раза: в 2005 г. вышло новое – четвертое – переиздание дневников в издательстве Захарова.

Очень важны для составления полной картины характера, положения в обществе и деятельности Александра Васильевича мемуары и документы современников академика. В этой связи хотелось бы отметить следующие источники.

Во-первых, это сочинение В.Е. Чешихина-Ветринского «В сороковых годах: историко-литературные очерки и характеристики. Дореформенное время» , в которой автор освещает основные течения и веяния в русской литературе и общественной мысли, в том числе и деятельности Никитенко.
Во-вторых, это письмо Николая Васильевича Гоголя к Никитенко , в котором известный писатель выражает свое дружеское расположение академику, высоко оценивает его помощь в издании «Мертвых душ» и цензорскую деятельность вообще. 
В-третьих, «Речь о критике»  Виссариона Григорьевича Белинского, в которой автор делает упор на место и значение критики в литературе и общественной жизни России, при этом упоминая деятельность Александра Васильевича и делая оценку ему как критику. 
В-четвертых, это «Воспоминания»  Дмитрия Васильевича Григоровича, которому Никитенко очень помог в издании его повести «Антон Горемыка». Очень лестно, с нескрываемым уважением говорит о своем благодетеле Дмитрий Васильевич, подчеркивая его большой вклад в цензорскую деятельность.
В-пятых, интересной представляется работа младшего современника Никитенко Богдановича Ангела Ивановича, публициста и критика, под названием «Годы перелома. Сборник критических статей» . Это своего рода ответ на опубликованные уже после смерти «Дневники» Александра Василевича. Богданович подчеркивает, что, несомненно, профессором и цензором он был выдающимся, но критикует автора за его «приспособляемость» в жизненных условия, а также за чрезмерные нападки на бюрократии. 
Об историографии жизни и деятельности Александра Васильевича можно говорить достаточно долго, но выделить бы я хотела настоящего «титана» в этом вопросе – краеведа Анатолия Николаевича Кряженкова. Родился он в 1943 г. в рабочем поселке, ныне городе Алексеевка Белгородской области, окончил отделение журналистики филфака Воронежского госуниверситета. Кряженков – кладезь информации по своему родному краю, специалист по истории Алексеевки и Алексеевского района, о чем могут сказать даже просто названия его работ: «Алексеевка: историческая хроника» (1992, 1997); «Город на Тихой Сосне – Алексеевка» (2005, в соавторстве с А. И. Лукьяновым); «Земли родной минувшая судьба» (1993); «Корни родства» (2003); «Верой и правдой» (2004) и многие др.

Практически каждая его работа содержит упоминание о Никитенко в той или иной связи, имеется и публикация, посвященная конкретно Александру Васильевичу. Поэтому главный упор при работе над выбранной мной проблематикой я буду делать на литературу именно этого автора, как, по моему мнению, наиболее авторитетного специалиста в изучении деятельности Александра Васильевича. Учительство, преподавание и наука стояли у Александра Васильевича на первом месте. Свою цель в этом направлении он четко озвучил на страницах своего дневника: «А пока главная моя цель: согревать сердца слушателей любовью к чистой красоте и истине и пробуждать в них стремление к мужественному, бодрому и благородному употреблению нравственных сил». 

В 1825 г. Никитенко поступает в Санкт-Петербургский университет на историко-философский факультет. К сожалению, воспоминания в дневниках Александра Васильевича начинаются с 1 января 1826 г. По косвенным свидетельствам можно понять, что, вероятно, автор уничтожил ту часть Дневника, которая захватила 1825 год из-за опасений скомпрометировать товарищей или себя самого. 

То, что преподавательство очень хорошо давалось юноше, можно проследить и в его отношениях с сокурсниками: они приходили к нему перед экзаменом для разъяснений и подготовки по различным предметам, чем он успешно и с удовольствием занимался.

Но отсутствие денег поставило Никитенко перед трудностью: нужно было содействия государя, чтобы окончить университет. О помощи в подаче прошения он просил Д.И. Языкова, директора департамента народного просвещения. Трудность заключалась вот в чем: без разрешения государя юноша мог подать прошение министру и стать казеннокоштным студентом, что впоследствии обязывало бы его отрабатывать стипендию в провинции. Этого Никитенко не хотел, он хотел иметь возможность устроиться на государственную службу там, где сам пожелает, сам хотел распоряжаться своей судьбой, особенно остро было это желание в виду того, что Александр – бывший крепостной. А желал он работать в канцелярии попечителем Санкт-Петербургского учебного округа К.М. Бороздина. Языков же ответил, что к государю с этой просьбой лучше не обращаться и сам посодействовал молодому человеку, написав письмо Бороздину . Бороздин радушно принял Никитенко, воздал должное его статье «О преодолении несчастий» и предложил ему место в своей канцелярии личным секретарем, при этом юноша мог сов-мещать и работу, и учебу . Так, наконец, молодой человек смог найти заработок, но самое главное – он мог продолжать обучение, к чему так отчаянно стремился.
    
Следует отметить, что отношения Бороздина и Никитенко на протяжении всего знакомства были достаточно теплыми и сердечными, юноша во время первого же знакомства смог расположить к себе попечителя. Последний всячески старался помогать Александру на протяжении всей его карьеры, их общение не прекращалось, подтверждение чему можно найти в дневниках.
    
В 1828 г. Никитенко познакомился с графом С.С. Уваровым, который предложил ему должность учителя русской словесности для своих троих сыновей. Это стало новым источником заработка, а также свидетельствовало о компетентности и подготовленности Александра Васильевича как отличного преподавателя. В этом же году Никитенко стал кандидатом наук историко-философского факультета. Впервые на должность преподавателя Никитенко был приглашен в 1828 г. в Ярославле: попечитель Демидовского училища А.М. Безобразов предложил юноше должность историка в училище, чин коллежского асессора и весьма приличное жалование. Однако Никитенко отказался, сделав свой выбор в пользу Петербурга, где видел для себя более широкое поле научной и преподавательской деятельности. Первым местом работы преподавателя (преподавал право) Александра Васильевича Никитенко стал пансион господина Курнанда, где первую свою лекцию он прочел 1 декабря 1828 г.

21 марта 1829 г. Никитенко получил предложение занять должность на философско-юридическом факультете на кафедре естественного частного и публичного права, но ректор университета А.А. Дегуров, недолюбливавший молодого человека, воспротивился единогласному положительному решению факультета, заявив, что у Александра нет «философского духа» . Сам Никитенко очень хотел получить эту должность и отказом был сильно огорчен. Решение Дегурова же, видимо, как и его предвзятость к юноше, были обусловлены близостью молодого человека к попечителю учебного округа Бороздину, который явно благоволил Александру и у которого последний служил секретарем, что не нравилось Дегурову. Дегуров опасался, что Александр Васильевич будет выполнять роль «шпиона», донося все, что происходит на факультете. 

Однако уже в следующем году, 3 января, Никитенко получил несколько новых назначений: преподавать на кафедре политической экономии в Петербургском университете, а также статистику и русскую словесность в пансионе Курнанда, а 2 декабря этого же 1830 г. – место преподавателя русской словесности в белом (высшем) классе Екатерининского института благородных девиц. 

Последнюю должность Александр Васильевич принял с большим воодушевлением. По поводу указанных выше мест преподавания в дневниках достаточно скупые сведения, лишь в общих чертах. А вот преподаванию в Екатерининском институте уделено гораздо большее внимание, что, несомненно, свидетельствует о гордости за это назначение и об энтузиазме и радости, с которыми он взялся за обучение юных девиц. Первые лекции прошли успешно, сам новоиспеченный преподаватель высоко оценивает свою подготовку, несмотря на страшное волнение. 

Хотелось бы также отметить один любопытный случай из жизни Александра Васильевича. В институте некий Шулепников попросил Никитенко стать учителем словесности для его детей, что можно рассматривать как еще одно неоспоримое доказательство профессионализма преподавателя. Сам же Александр Васильевич к такой популярности относился с опаской, будучи по натуре мягким и добрым человеком: «Я начинаю входить в моду: какая нелепость!», хотя некую долю лукавства в этих словах, по моему мнению, отрицать было бы глупо, ведь это предложение – прямое свидетельство того, насколько успешно и верно он двигался по выбранному пути.

11 февраля 1835 г. Александр Васильевич становится преподавателем словесности в Артиллерийском училище по просьбе генерала И.О. Сухозанета. Великий князь Михаил Павлович проявил себя как опытный генерал, но военная стезя не помешала ему заниматься и образованием. Само училище в Петербурге было основано великим князем, для него была важной образованность и просвещенность офицеров. А она, как отметил Никитенко после посещения вместе с Сухозанетом Дворянского полка, была крайне низкой, причем уровень знаний, например, по русской словесности уменьшался после перехода офицеров в высший класс. В итоге выпускники выходили из училища с нулевыми знаниями. Это обстоятельство очень удручало Никитенко, и он взялся за должность преподавателя словесности в училище.

Александр Васильевич не бросал попыток по просвещению солдат и солдатских детей, несмотря на тяжесть этой работы. Определенные успехи в этом деле были, некоторые ученики и учителя школы прониклись идеями Никитенко и старались их поддерживать, хотя было и множество врагов. Подтверждением успехов в этом деле могут служить полученные Александром Васильевичем награды: за свою работу Никитенко в 1837 г. был пожалован крестом Святой Анны 3 степени, а в 1844 г. – получил орден Святого Станислава 2 степени. 
    
В 1843 г. Никитенко был назначен профессором в Римско-католической академии, где обучались поляки. О работе здесь говорится в дневнике очень мало и редко, в основном это посещение лекций и прием экзаменов. Однако можно проследить отношение Никитенко к полякам в других частях дневника: во время царствования нового императора Александра II выступления поляков усилились, и за эти волнения Александр Васильевич относился к ним с крайней неприязнью, считая их неблагодарными за оказанную Россией Польше помощь. 
    
Определенно, Никитенко обладал даром преподавательства. И это не пустая фраза – тому есть доказательства. 

Юные воспитанницы Екатерининского университета очень полюбили интересного молодого профессора, всячески пытались выразить ему свою привязанность. Девушкам нравилось ласковое обращение Александра Васильевича, его отношение к студенткам не только как к будущим матерям и хозяйкам, но и как к индивидуальностям, способным заниматься не только домашним хозяйством, но и научной деятельностью. Студенты университета же любили Никитенко за то, что он старался чутко улавливать их настроения, научные стремления, активно участвовал в студенческой жизни. 

Также Александр Васильевич пытался помогать студентам в отстаивании ими своих прав, помогал советом и делом в трудных жизненных ситуациях. Например, он помог своим студентам в выпуске в 1856 г. сборника их работ, к которому Никитенко написал предисловие, а также в организации «кассы для бедных студентов». Неоднократно Александр Васильевич становился либо организатором, либо участником комитетов или собраний в пользу неимущих или пострадавших студентов: так в 1843 г. стал членом комитета, устраивавшего литературное чтение в пользу погорельцев Казанского университета.

Однако лучше всего о своем учителе могут сказать его ученики. Сохранились воспоминания Виктора Петровича Острогорского, который впоследствии стал педагогом. Острогорский под влиянием Никитенко также стал придавать большое значение литературе в педагогике: чтение было важным моментом для развития навыков осмысления текста, а также для формирования и развития грамотной речи.
 
Виктор Петрович также подчеркивает тонкую натуру своего учителя, мягкость его характера («он отличался сердечностью, простотой и привлекательностью»), неторопливую, размеренную речь, что очень располагало студентов и приковывало внимание. Особое значение имела манера преподавания Никитенко: при наличии огромного багажа знаний он умел подать его легко и понятно, чаще импровизировал, чем пользовался заготовленными конспектами.

Еще один небезызвестный нам человек, в воспоминаниях которого можно найти обширную характеристику Александра Васильевича как преподавателя, это Николай Гаврилович Чернышевский. Он поступил в Петербургский университет в 1846 г. – именно на этот период приходился расцвет преподавательской деятельности Никитенко. Николай Гаврилович, ссылаясь на Александра Васильевича, делает замечательную оценку преподавателю: «Это один из самых светских людей здесь и самых уважаемых и ловких в обществе, который читает нам историю литературы». 

Чернышевский также подчеркивал и умение заинтересовать студентов, простоту общения преподавателя со своими воспитанниками в отличие от других профессоров, которые вели себя довольно отчужденно. В доказательство Николай Гаврилович приводит примеры многочисленных литературных вечеров, на которых обсуждались не только классики, но и современные новики и веяния; различные семинары, на которых студенты оттачивали свои научные навыки. 

Однако вскоре с нарастанием революционных настроений в обществе происходит охлаждение отношений между Никитенко и студентами, поддерживавшими эти настроения. В этом числе был и Чернышевский. Александр Васильевич никогда не одобрял радикальных настроений и требования студентов, которые были пропитаны этими настроениями, жестко критиковал. Критиковали и студенты преподавателя. Например, Александр Михайлович Скабичевский очень негативно высказывался о Никитенко, называя его принципы преподавания пережитком прошлого . Такое отношение Скабичевского следовало как раз из того, что он и являлся в большей степени представителем той части студенчества, которая была настроена достаточно радикально. И, тем не менее, даже при этих размолвках высокому профессионализму преподавателя (единственного либерально настроенного!) большинством его учеников отдавалось должное.

Еще один автор, который подробно описал деятельность и заслуги Александра Васильевича, – младший современник Никитенко Василий Ев-графович Чешихин (псевдоним Ч. Ветринский), историк русской литературы и общественной мысли, публицист, журналист. Главным недостатком в профессорской деятельности Александра Васильевича, особенно на литературном поприще, Чешихин считает незнание хоть какого-нибудь иностранного языка , хотя это признает и сам Никитенко: «Много мешает мне, конечно, незнание иностранных языков: мне от этого не достает материала для сравнений и фактов, для общих исторических выводов. Стараюсь заполнить этот пробел чтением всего, что переведено или переводится на русский язык».

Упор Василий Евграфович в своем анализе деятельности Никитенко сделал на идеалистические воззрения о науке, личности, мире в целом, и даже критикует его за пессимизм, возникающий из разочарования в своей деятельности. Воздавая должное стремлению «профессора-пессимиста»  взрастить в душах учеников чувство к прекрасному, тягу к знаниям, характеризуя его как прекрасного учителя, оратора, Чешихин винит Александра Васильевича за его излишний идеализм, из-за которого страницы дневника пропитаны горечью и осознанием бессмысленности своей деятельности.

Какую структуру имела дореволюционная система образования, я считаю, упоминать излишне – этот вопрос довольно хорошо изучен. Я бы хотела отразить умонастроения студентов в эти непростые для нашей Родины времена. Также Никитенко отмечает, что далеко не все ученики проявляют тягу к науке, к знаниям. Многие учатся только для получения «корочки» – аттестата об окончании университета . Однако следует сказать, что эта проблема не являлась проблемой только XIX в. К сожалению, и сейчас эта тенденция имеет место быть. 

Как уже упоминалось, Александр Васильевич всегда чутко относился к своим студентам, которые питали к нему любовь и уважение. Однако с конца 50-х гг. отношение Никитенко к студенчеству меняется. Продолжая поддерживать научные устремления последнего, преподаватель критикует и негодует на молодежь за ее радикализм. Новое царствование достаточно либерального монарха не устроило не только передовых мыслителей, требовавших свобод и отмены крепостного права. Но последовавшая все же отмена крепостничества еще больше раздула пожар недовольства: как раз с 1861 г. и начинает поднимать голову студенческое движение, которое разжигали народники во главе с А.И. Герценом и Н.Г. Чернышевским.

Однако из этого не следует, что «либеральный цензор» перешел со своих достаточно либеральных воззрений на монархические. Он критиковал студенчество за его требования о смене неугодных профессоров, однако права своих подопечных он всегда старался уважать и поддерживать, критикуя даже министров, которые их ущемляли. Например, негативно Александр Васильевич высказался о министре народного просвещения Е.В. Путятине, который высказал идею о подчинении преподавании в училищах духовенству, а также отделить в университетах вольнослушателей от студентов , а также ввел массу запретов и ограничений: например, запрещались выборные студенческие должности, студенческая библиотека, касса взаимопомощи, вводились билеты для входа в университет и др.

Что касается идей, которые негативно воспринимал Никитенко, это, например, идеи Н.Г. Чернышевского, а особенно П.Л. Лаврова, которые он изложил в своей прокламации «К молодому поколению». В частности, мысль «о перерезании ста тысяч дворян» приводит Александра Васильевича в ужас: «Их бедные беснующиеся умы не могут придумать никакой другой меры, кроме ножа» . Больше всего профессора возмущало то, что Лавров, пропагандируя такие идеи, пытался получить должность профессора философии , а студенты активно приветствовали это назначение. «Боже мой, из-за чего только эти люди губят себя и других! Уж пусть бы сами делались жертвами своих учений, но к чему увлекать за собой других, а особенно это бедное неразумное юношество!» – восклицает негодующий и недоумевающий профессор. Он был не склонен верить, что его любимые ученики могут сами продуцировать такие крамольные идеи. Виновниками он как раз видел идейных вдохновителей-революционеров.

Эти настроения удручали Никитенко и были постоянным предметом его размышлений, и даже после того, когда он оставил работу из-за ослабевшего здоровья, внимательно следил за ними, болезненно воспринимая расшатывающую устои общества деятельность революционеров.

Освещая деятельность Никитенко на литературном поприще, следует одновременно говорить об изысканиях в литературе самого Александра Васильевича, о его роли в литературном сообществе, а также о работе цензором. О своей деятельности в цензуре Никитенко писал в дневнике очень подробно, а потому эта стезя была исследована достаточно хорошо, но все-таки совсем не упоминать о ней нельзя – литература и цензура в ту пору были тесно связаны друг с другом.

В 1833 г. Никитенко был назначен цензором . Благодаря цензорству, длившемуся около 35 лет (до выхода на пенсию в 1865 г.), он познакомился со многими выдающимися поэтами и литераторами XIX в., о которых он оставил очень подробные воспоминания: это и Василий Андреевич Жуковский, и Нестор Кукольник, и Александр Сергеевич Пушкин, и Николай Алексеевич Некрасов, и Федор Иванович Тютчев, и Иван Александрович Гончаров, и Николай Васильевич Гоголь, и Иван Сергеевич Тургенев и др. Даже после выхода на пенсию Никитенко продолжал свою деятельность на цензорском поприще, состоя в различных комитетах, редактируя множество проектов и примечаний к цензурным уставам.

Цензору Никитенко удалось отвоевать значительную часть произведений: например, пьесы А.В. Тимофеева «Поэт» и «Художник», которые увидели свет с помощью Никитенко, хотя и с поправками; драму «Женитьба», повесть «Шинель», стихотворение «Новоселье» Н.В. Гоголя, который был недоволен за непропущенные цензурой места, но только благодаря этому удалось выпустить хотя бы часть этих произведений; антикрепостническая драма Д.В. Григоровича «Антон Горемыка» также прошла цензуру благодаря стараниям Александра Васильевича  и т.д.

Первые работы Никитенко: это статьи и диссертации по политической экономии. На слушаниях в университете, да и по отзывам читателей, эти работы получали положительную оценку, ораторский дар и красивый слог, которым в совершенстве овладел юный студент, находили признание публики.

В 1826 г. работа Никитенко впервые оказалась в печати: в журнале «Сын Отечества» была опубликована его статья «О преодолении несчастий» под псевдонимом Александр Никитников, хотя и со следами цензуры (некоторые выражения были изменены, перефразированы, что огорчило автора). Но утешила похвала и крайне положительный отзыв по поводу этой статьи профессора Н.И. Бутырского (преподаватель политической экономии и русской словесности), который отметил литературную зрелость и опытность Александра Васильевича. Это повлияло на дальнейшую судьбу юноши: статью заметил Ф.В. Булгарин, который посодействовал знакомству Никитенко с выдающимися литераторами. Оценил труд и издатель журнала Н.И. Греч. 

Затем Никитенко пишет диссертацию «О духе политической экономии как науки» и прекрасно ее защищает, хотя сам говорит, что не особо вник в этот предмет и в тему своей диссертации. Однако умение говорить и писать не осталось без внимания: Н.И. Бутырский настаивал на том, чтобы юноша не бросал писательского дела, и Никитенко начал работу над новой статьей «О характере».

16 октября 1827 г. Никитенко поступило предложение от попечителя поехать по приказу государя за границу (в Берлин) в числе 20-ти человек, которые должны были выучиться и стать профессорами философии и права. Но он отказался, т.к. затем должен был по государеву указу отработать профессором, где ему укажут. Никитенко же, хотя очень любил науку и тянулся к знаниям, отказался, т.к. не хотел больше какого бы то ни было «закрепощения».

8 января 1828 г. Никитенко защитил диссертацию «О политической экономии», а уже в феврале этого же года получил степень кандидата наук , хотя, как уже было сказано, политическая экономия не вдохновляла юного ученого – его устремления теперь окончательно направились на литературное поприще. В 1834 г. Александр Васильевич становится экстраординарным профессором русской словесности. Забегая вперед, следует сказать, что только в феврале 1850 г. Никитенко был утвержден ординарным профессором русской словесности.

Старался помогать Никитенко и своим сокурсникам развиваться в этом направлении: в 1827 г. вместе со своей диссертацией «О политической экономии» он отослал Булгарину повесть своего товарища Троицкого «Василий Воинко».

В 1837 г. Александр Васильевич защищает диссертацию «О творческой силе в поэзии или о поэтическом гении» и становится доктором философии. Писать ее начал задолго до этого – в 1836 г. диссертация была опубликована типографией Смирдина. Я ознакомилась с этой работой и отмечу, что она представляет собой рассуждение литератора о том, в чем же заключается феномен поэтического гения, какие ему присущи черты и особенности. В частности гения в поэзии отличает особое мышление, выраженное в гармонии с природой, обладании фантазией, порождающей всевозможные абстрактные образы и понятия, через которые поэт показывает мир читателям, как он видит его сам. 

Никитенко утверждает, что гениев появляется столько, сколько нужно для потребностей века, и талант проявляется не сразу. Долгое время человек, обладающий даром поэзии, может быть обыкновенным членом общества, вести обыденную жизнь, иметь популярную в условиях данного общества работу и не осознавать живущий в нем талант, но когда появляется определенный исторический толчок, то тогда и проявляется истинное призвание поэта. 

При этом, по мнению автора, литературное образование, как и обучение пению, живописи, не играет особой роли в становлении поэтического гения, его учат опыт и жизнь: «В самом себе носит начало всех своих движений». С этим утверждением, конечно, можно поспорить. Даже самый одаренный и талантливый человек без должной поддержки и наставлений не сможет в полную меру проявить себя. Доказать это можно на примере самого Александра Васильевича: ведь если бы не его товарищи-декабристы, боровшиеся вместе с ним за его свободу, если бы не Жуковский и Бутырский, разглядевшие вовремя талант Никитенко, мальчик-крепостной не смог бы освободиться, достигнуть таких вершин на государственном поприще и получить возможность заниматься как раз таки литераторством, прозой.

25 марта 1842 г. Никитенко читает в Петербургском университете знаменитую речь «О критике», где сформулировал свои взгляды на задачи литературной критики. Эта речь имела огромный успех, взволновала литературную общественность. Доказывает это реакция В.Г. Белинского, который по поводу прочитанной речи выразился так: «У нас так мало является по части критики (суждения) достойного даже опровержений, не только спора, что мы вдвойне обрадовались речи г. Никитенко: как прекрасному произведению мысли и красноречия, которое обратило бы на себя внимание во всякой литературе, и как случаю поговорить о деле. Сверх того, предмет речи профессора так близок нашему сердцу, что для нас поговорить о нем, по такому достойному поводу, – истинное наслаждение» . Белинский, конечно, не во всех положениях согласен с автором речи, но на этих спорах заострять внимание я не буду, так как это тема совсем другого разговора.

Еще одной работой по литературе является книга «Опыт истории русской литературы», которая увидела свет в 1845 г. В ней Никитенко проводит настоящее историческое исследование: дает определение тому, что же такое историческая литература, какова ее идея и значение, предлагает методы изучения, указывает и рассматривает источники, на основе которых можно воссоздать историю литературы. 

Если говорить об оценке творчества Никитенко современниками, то в первую очередь как раз следует упомянуть Белинского. Он всегда высоко оценивал умозаключения, работу, которую проделывал Александр Васильевич над той или иной проблематикой, хотя нередко, как выше было сказано, вступал с ним в полемику. Внимание он уделял и слогу, которым писал литератор: «Этим уменьем вполне обладает автор речи, подавшей нам повод к этой статье. Речи г. Никитенко, как и все, что ни выходит из-под его пера, полны мыслей и отличаются особенною красотою выражения. Каждый имеет свое убеждение, и потому не каждый безусловно согласится с г. Никитенко во всем, что составляет основание или частности его идей; но каждый, даже и не соглашаясь с ними вполне, прочтет их с тем вниманием и уважением, которые могут возбуждаться только мыслями, вызывающими на размышление, поражающими ум» . Эта цитата, по моему мнению, как нельзя лучше отражает отношение Белинского к уважаемому литератору, цензору и профессору, что какие-либо комментарии здесь будут излишни.

Еще один человек, который оставил свое мнение о Никитенко, но уже как о цензоре, это всем известный писатель Н. В. Гоголь. О его отношениях с Александром Васильевичем можно узнать из их переписки. Следует сказать, что сложились отношения эти достаточно теплыми и приятельскими: «Да, я дотоле считал вас только за умного человека, но я не знал, что вы заключаете в себе такую любящую, глубоко чувствующую душу. Это открытие было праздником души моей». Мнение Никитенко как цензора всегда волновало Николая Васильевича: «Не позабывайте передавать ваши впечатления, мнения и суждения по поводу моих сочинений, чистосердечней как можно. И как доселе вы делали замечания относительно достоинства их, так теперь скажите мне все относительно недостатков их. Клянусь, для меня это важно, очень важно, и вам будет грех, если вы что-нибудь умолчите передо мною». И, следует сказать, что писатель абсолютно не лукавил: отношение Никитенко к Гоголю было абсолютно положительным, что не мешало ему честно говорить Николаю Васильевичу о том, что друг может быть где-то не прав. Это мы можем встретить на страницах мемуаров, когда, например, Гоголь решил занять место адъюнкта истории в Петербургском университете: писателю не доставало опыта на этом поприще, а потому Никитенко посоветовал ему не ударяться в науку, а продолжать писать, и сделал это в достаточно жесткой форме.

Однако не все были довольны либеральными взглядами Александра Васильевича. В основном это были люди с либо более либеральными взглядами, либо с более консервативными. Например, Пушкин говорил, что «Никитенко глупее Бирукова» (цензора, который «прославился» своей излишней придирчивостью), хотя как раз благодаря Никитенко и проходила в печать значительная часть творений поэта, да и сам Александр Сергеевич предпочитал отдавать свои произведения именно Александру Васильевичу. А вот Ф.В. Булгарин, бывший либерал, ставший на сторону реакции, называл Никитенко «достойным учеником Рылеева», даже практически обвинял в коммунизме, когда Александр Васильевич стал редактором «Современника». 

Однако лучше всего о признанности литературного гения и самого либерального цензора своей эпохи говорят пропущенные его стараниями в печать величайшие произведения всемирно известных классиков русской литературы, активная полемика вокруг его работ. Сам Никитенко говорил, что критика как раз таки практически тождественна признанию: «Если они будут хороши, то поговорят о них дня два, да и забудут, а если будут дурны, то побранят меня, да и не забудут этого никогда» .

С конца 50-х гг. Александра Васильевича начинают мучать сильные головные боли, и такие приступы становятся частым для него явлением. Поэтому с 15 мая по 15 сентября 1860 г. он едет с семьей в свой первый отпуск, а 22 мая 1861 г. отправляется во второй на 2 месяца, для поправки здоровья. С этого момента ему приходится уменьшать объем работы, чтобы хоть как-то поддерживать свое здоровье.

Дневник Никитенко заканчивается 20 июля 1877 г. во время нахождения в Павловске, куда переехал в мае этого года, а умер он на следующий же день. По словам Зотова, болел он «грудной жабой», или стенокардией (нарушение деятельности сердечно-сосудистой системы). 

Александр Васильевич прожил яркую, впечатляющую жизнь. Вызывает восхищение и уважение как одаренный крепостной мальчик смог добиться головокружительных высот, заслужить общественное признание. Вся его жизнь до совершеннолетия была посвящена борьбе за свободу. И эту битву он выиграл, получив вольную в 20-летнем возрасте. Никитенко предстает перед нами как умный, амбициозный, но слишком впечатлительный человек. Его дневник наполнен горечью за родную страну, за судьбу мыслящих людей, за литературное наследие и будущее… Неутомимая энергия била ключом из этого человека, всю ее до капли он использовал только на благо, только во имя науки и просвещения молодежи.  

Литературы, как можно было убедиться, о жизни Александра Васильевича достаточно много. Однако в основном это носит описательный характер, т.к. многие работы фактически составлены как летопись жизни и деятельности по материалам дневников, и информация в большинстве своем не выходит за их пределы. Также подчеркивается практически во всех трудах особая значимость мемуаров, и именно им отводится главная роль в деятельности автора. Оценки же работы Александра Васильевича в науке и преподавании практически нигде нет, что заставляет читателей думать, что сама по себе работа профессора, академика, преподавателя, цензора и литератора незначительна. Однако, как я постаралась доказать в своей работе, это абсолютно не так.

Нельзя, разумеется, отрицать важность воспоминаний как исторического источника. Однако свою популярность и известность Александр Васильевич Никитенко получил как раз таки благодаря работе преподавателем, цензором и литератором. Его деятельность не прошла незамеченной, и это как нельзя лучше доказывают приведенные мной воспоминания его современников. Перечисленные мной работы Никитенко – лишь капля в море его писательского творчества о литературе, каждое из них заслуживает должного обсуждения и оценки, ведь каждое из них производило резонанс в литературном сообществе и находило массу отзывов и критики, что, по признанию самого автора, и означает популярность и незабвенность в умах и науке. 

Об успехах в науке и преподавании свидетельствуют многочисленные звания и награды, известные ученики, достойные своего учителя. Даже если идейные взгляды расходились затем (как в случае с Чернышевским), то признание опыта и таланта и безграничное уважение к профессору царило во всех студентах, имевших счастье видеть, слышать Александра Васильевича и учиться у него.

Немало печальных страниц мы видим в его дневниках. Один за одним умирают его университетские товарищи, благодетели, друзья… Практически всех их он пережил, но прославил своих друзей-писателей благодаря неустанному труду цензором. В условиях жесточайшего контроля за общественной мыслью, на свой страх и риск отвоевывал одно произведение за другим этот прекрасный человек. 

Никитенко пользовался уважением обоих государей, царствование которых ему посчастливилось застать, был знаком с государынями, высоко оценивавшими его преподавательский талант, чем похвастаться мог абсолютно не каждый. В воспоминаниях абсолютно каждого из тех, кто его знал, он предстает как добрый, мягкий, сердечный человек. Никогда не мог он долго таить обиды или даже сердиться на человека, принесшего ему множество неприятностей. Всегда Александр Васильевич старался примириться, хотя делал выводы и затем был более осторожен.

Поэтому я считаю, что утверждение, что главная и основная заслуга Александра Васильевича состоит в написании им мемуаров, слишком преувеличено. 

Актуальность судьбы и деятельности Александра Никитенко и в наше время подтверждает наличие указанной мной работы Кряженкова, опубликованной в 200-летие академика, статьи моего сверстника в журнале за 2011 г.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ.

Белинский В.Г. Статьи / В.Г. Белинский. – Калининград, 1972. – 320 с.
Богданович А.И. Годы перелома. 1895-1906. Сборник критических статей / А.И. Богданович. – Санкт-Петербург : Книгоизд-во «Мир Божий», 1908. – 458 с.
Григорович Д.В. Воспоминания / Д.В. Григорович. ¬– Москва : Захаров, 2007. – 559 с.
Никитенко А.В. Записки и Дневник / А.В. Никитенко¬. – Санкт-Петербург : Типография А.С. Суворина, 1893. – Т. 1 – 610 с.
Никитенко А.В. Моя повесть о самом себе и о том, чему свидетель в жизни был / А. В. Никитенко // Записки и Дневник. – Санкт-Петербург, 1893. – Т. 1. – С. 1-173.
Никитенко А.В. Моя повесть о самом себе и о том, "чему свидетель в жизни был": записки и дневник (1804-1877 гг.) / А.В. Никитенко. – Изд. 2-е, испр. и доп. по рукописи под ред. М.К. Лемке. – Санкт-Петербург, 1904. – Т. 1. – 630 с.
Никитенко А.В. Дневник: в 3 т. / А.В. Никитенко ; [подгот. текста, вступ. ст. и примеч. И.Я. Айзенштока]. – Ленинград : Гослитиздат, 1955-1956. – Т. 1-3.
Никитенко А.В. Записки и дневник в трех томах. – Москва : Захаров, 2005. – Т. 1-3. – 1840 с. 
Никитенко А.В. Опыт истории русской литературы / А.В. Никитенко. – Санкт-Петербург : Французская тип., 1845. –  152 с.
Никитенко А.В. О творящей силе в поэзии или о поэтическом гении / А.В. Никитенко. – Санкт-Петербург : Тип. А. Смирдина, И. Глазунова и Ко, 1836. – 41 с.
Чешихин-Ветринский В.Е. В сороковых годах: Историко-литературные очерки и характеристики. Дореформенное время / В.Е. Чешихин-Вертинский. – Москва : Кн. Маг. А.Д. Карчагина, 1899. – 387 с.

Айзеншток И.Я. Вступительная статья / И.Я. Айзеншток // А.В. Ники-тенко. Дневник: в 3 т. – Ленинград, 1955. – Т. 1. – С. 5-44.
Березина В.Г. Цензор о цензуре / В.Г. Березина // Русская литература. – Санкт-Петербург, 1996. – № 1. – С. 159-174.
Венгеров С.А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых / C.А. Венгеров. – Петроград : Семеновская типолитография, 1916. ¬– Т. 2 : Куликов – Павлов, вып. 4-5. – 224 с.
Воронежская историко-культурная энциклопедия: персоналии / гл. ред. О.Г. Ласунский. – Изд. 2-е, доп. и испр. – Воронеж : Центр духовного возрождения Черноземного края, 2009. – 657 с.
Воронежская энциклопедия / гл. ред. М.Д. Карпачев. – Воронеж : Центр духовного возрождения Черноземного края, 2008. – Т. 2 : Н-Я. – 522 с.
Гайворонский А.И. Золотые архивные россыпи. Из истории культуры края (конец ХVIII – начало ХХ в.) / А.И. Гайворонский. – Воронеж: Центр.-Чернозем. кн. изд-во, 1971. – 264 с.
Зотов В.Р. Либеральный цензор и профессор-пессимист (Биографический очерк) / В.Р. Зотов // Исторический вестник. – Санкт-Петербург, 1893. – Т. 54. № 10 – С. 194-210 ; № 11 – С. 511-558 ;  № 12 – С. 800-832. 
Кряженков А.Н. Алексеевка: Историческая хроника города и летопись сел района / А.Н. Кряженков; под ред. А.Н. Акиньшина. – Белгород: Истоки, 1997. – 191 с.
Кряженков А.Н. Верой и правдой: К 200-летию А.В. Никитенко / А.Н. Кряженков. – Воронеж: Коммуна, 2004. – 62 с.
Кряженков А.Н. Памятные имена: Алексеевский биографический сло-варь / А.Н. Кряженков. – Белгород: Константа, 2008. – 268 с.
Лемке М.К. Предисловие / М.К. Лемке // Никитенко А.В. Записки и Дневник. – Санкт-Петербург, 1904. – Т. 1. – С. 1-2.
Прокопенко З.Т. Академик из крепостных А.В. Никитенко: Критико-биографический очерк. / З.Т. Прокопенко, И.И. Кулакова. – Белгород: Изд-во БелГУ, 1998. – 108 с.
Пыльнев Ю.В. История школы и народного просвещения Воронежского края. XVIII-начало XX века / Ю.В Пыльнев, С.А. Рогачев; науч. ред. А.Н. Акиньшин. – Воронеж : Центр дух. возрождения Черноземного края, 1999. – 527 с.
Русский биографический словарь: Нааке – Николай Николаевич Старший / Изд. Императорским Русским Историческим Обществом. – Санкт-Петербург : тип. Гл. упр. уделов, 1914. – 388 с.
Русские писатели 1800–1917: биографический словарь / под ред. П.А. Николаева. – Москва : Большая рос. энциклопедия; Фианит, 1992. – Т. 2. – 623 с.
Русские писатели 1800–1917: биографический словарь / под ред. П.А. Николаева. – Москва : Большая рос. энциклопедия; Фианит, 1999. – Т. 4. – 704 с.
Семевский М.И. Некролог // Исторический вестник. – Санкт-Петербург, 1892. – Т. 48. – № 4. – С. 308-312.
Советская историческая энциклопедия / гл. ред. Е.М. Жуков. – Москва : Сов. энциклопедия, 1967. – Т. 10 : Нахимсон – Пергам. – 1039 с.
Удодов Б.Т. К.Ф. Рылеев в Воронежском крае / Б.Т. Удодов. – Воро-неж : Изд-во Воронежского ун-та, 1971. – 92 с.
Цензоры Российской империи, конец XVIII — начало XX века : биобиблиографический справочник. / [редкол.: В.Р. Фирсов (пред.) и др.]. – Санкт-Петербург : Российская национальная библиотека, 2013. – 480 с. 
Цыганов А.В. Российский цензор А.В. Никитенко: по материалам дневника / А.В. Цыганов // Молодой ученый. – Чита, 2011. – Т. 2. – № 4.– С. 51-54.
Черейский Л.А. Пушкин и его окружение: Словарь-справочник / Л.А. Черейский. – Ленинград : Наука, 1988. – 544 с.
Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона / под ред. И.Е. Андреевского. – Т. 21а :  Нибелунги – Нэффцер – Санкт-Петербург, 1897. – 480 с.

Интернет-ресурсы:

http://bse.sci-lib.com/article069439.html
http://gazeta.zn.ua/CULTURE/on_stoyal_u_istokov_shevchenkovedeniya.html

Автор: Добренькая Дарья Сергеевна